Эксперты ВШЭ назвали пять условий нового экономического равновесия
«Новая реальность — это не кризис 2008–2009 годов, не кризис «изгоя», которым часто пытаются представить происходящее в России на Западе. Это кризис как первая точка перехода к новому экономическому равновесию — к развитию без постоянно возрастающего притока нефтегазовой ренты», — сказал ректор НИУ ВШЭ Ярослав Кузьминов, представляя в среду на Апрельской конференции ВШЭ доклад об экономике России (в соавторстве с директором института «Центр развития» ВШЭ Натальей Акиндиновой и научным руководителем ВШЭ Евгением Ясиным). В докладе авторы представили пять базовых условий перехода к «новому экономическому равновесию», при котором бизнес характеризуется «нормальной ожидаемой нормой доходности».
Пять условий
Первое условие, о котором упомянул Кузьминов, — снижение инфляции до 3–4%. Второе — возможность для крупного и среднего бизнеса получать ресурсы через кредиты или размещение на фондовом рынке, что требует формирования внутри страны источников длинных денег. Если для крупных предприятий альтернативой могло бы стать возобновление доступа на мировой финансовый рынок, то среднему бизнесу приходится уповать только на «российские деньги».
Третье условие — снижение политических рисков бизнеса. По мнению экспертов ВШЭ, нужно хотя бы два-три года, когда противостояние государства и бизнеса разрешалось бы не только в пользу государства, чтобы сформировался позитивный сигнал. Четвертый пункт повестки — частичный «демонтаж» существующей системы контроля и надзора. Сейчас по нагрузке на бизнес она сопоставима с судебно-силовой системой, отметил ректор ВШЭ: по оценке экспертов вуза, контрольно-надзорная система в ее существующем виде «отнимает» у бизнеса около 2% ВВП в год.
Наконец, необходим отказ от института сверхналогового «благотворительного обложения» бизнеса. Под этим авторы понимают «принудительную благотворительность», когда руководители регионов, чтобы профинансировать социальные и гражданские объекты, фактически принуждают к этому бизнес. «Такая государственная разнарядка: ты будешь храм ремонтировать, ты — баскетбольную команду финансировать и так далее», — рассказал ректор ВШЭ. Эта «благотворительность» обходится бизнесу в 2–3% ВВП и до четверти прибыли по некоторым предприятиям, оценивают авторы доклада.
В 2000-х годах были достигнуты выдающиеся результаты, считает ректор ВШЭ: экономика значительно превысила советские показатели по производительности труда, доходу на душу населения, качеству жизни. Сформировался средний класс, который составляет до 40% населения. Однако из-за специфики роста были укреплены и плохие институты: в частности, «сохранился и обрел второе дыхание» унаследованный от СССР государственный патернализм в социальной сфере. Социальные блага воспринимаются населением как бесплатно получаемые от государства, на этой основе формируются предпочтения избирателей. В результате попытки реформировать систему соцобеспечения, подразумевающие рост ответственности граждан, легко «торпедируются» через политические механизмы, отметил Кузьминов.
Второй плохой институт — «офшорный капитализм», который в России носит специфический характер: если обычно уход в иностранные юрисдикции объясняется налоговыми аспектами, в России он выступает как форма страхования рисков.
Эти факторы порождают у российского бизнеса завышенные требования к доходности, сказал Кузьминов. По его словам, «если в странах с рыночной развитой экономикой 10–12% ожидаемой годовой доходности является для бизнеса нормальным психологическим уровнем для начала проектов, то в России таким порогом является 20, а то и 30%». Источником такой рентабельности могут выступать только природные ресурсы, монопольное положение или инновационный бизнес, но последний для России не типичен.
Как следствие, сформировалась своеобразная трехсекторная модель экономики, следует из доклада. Высокая рентабельность сырьевого сектора (13,7% в 2015 году против 9,9% у крупного несырьевого бизнеса и 6,2% у малого и среднего) позволила государству изымать часть природной ренты, а затем, по сути, субсидировать другой крупный бизнес (машиностроение, инфраструктурное строительство), накапливая при этом Резервный фонд и выполняя социальные обязательства. Но сегодня возможности перераспределения исчерпаны.
Инерционный сценарий
В докладе рассматривается инерционный сценарий: в нем резервы «проедаются» за два-три года, до нового президентского цикла воспроизводятся старые институты.
Прекращение «подпитки» крупного несырьевого бизнеса означает «замерзание» соответствующих отраслей. Сокращение финансирования социальных программ (по оценкам авторов, на 30–35% в реальном выражении, что соответствует состоянию 2006 года) влечет за собой снижение потребительского спроса, которое провоцирует замерзание секторов, ориентированных на внутренний рынок, — сельского хозяйства, пищевой промышленности и ретейла. «В этих условиях важно, когда и на основе каких сигналов основные игроки поймут, что старые институты больше не могут работать», — пишут Акиндинова, Кузьминов и Ясин.
Некоторые условия для изменений уже стартовали. Во-первых, можно ожидать сокращения инфляции до 6–7%, что послужит «сигналом для снижения планки доходности при оценке новых проектов». Во-вторых, глобальное наступление на офшоры затруднит вывод капитала из страны, что также будет снижать требуемую доходность. Это стартовые условия для «демонтажа» плохих институтов, но для преодоления остальных потребуется изменение политики государства — в частности, создание институтов длинных денег через повышение пенсионного возраста и переход к накопительной пенсионной системе.