Михаил Задорнов – РБК: «Слабые звенья в топ-50 банков еще есть»

Читать в полной версии

«Команда «Открытия» будет объединенной»

— С 1 января вы возглавляете банк «ФК Открытие», находящийся в процессе финансового оздоровления. Можете уже оценить, что было ошибочно в его бизнес-модели? Что, на ваш взгляд, привело к необходимости санации банка?

— «Открытие» — это объединение целого ряда банков, некоторые из которых были устойчиво убыточными. Само по себе объединение балансов не дает ничего, если при этом не объединяется прибыльный бизнес, не сокращаются издержки. В результате у банка было очень большое число сделок с собственниками, прежде всего с «Открытие Холдингом», очень большая доля сделок с ценными бумагами — а система корпоративного управления, риск-менеджмента, ИT-система не соответствовали размеру банка. А ведь итогом объединения банков должен быть единый продуктовый ряд, единое для клиента предложение во всех каналах продаж, единый коллектив, объединенная система мотивации и общая корпоративная культура. На это требуется, по нашему опыту, два-три года работы после юридического объединения. В «Открытии» же семь игроков были объединены за три года. Это делалось без четкого плана, выполнения интеграционных задач и, по сути, без навыков. Внутри одного только «Открытия» до сих пор существует пять карточных процессингов. Это абсолютный нонсенс. Поэтому к концу 2018 года у нас будет один или два, а в понятном горизонте — один процессинг. Все карточки «Открытия» будут работать в одной системе. Это базовая норма для банка.

— ЦБ в ходе оздоровления банков через Фонд консолидации банковского сектора проводит возврат и взыскание активов собственников банков и других организаций, которые санируются и оздоравливаются за государственный счет.  Бывшие собственники «Открытия» продолжают возврат активов, сотрудничают с вами?

— Последний результат нашей работы по возврату активов — сделка по вхождению в группу «Открытие» двух УК, управляющих 600 млрд руб. пенсионных средств. Эти компании не принадлежали банку «Открытие», не находились под операционным контролем банка и самих пенсионных фондов. Мы в декабре провели соответствующую работу, 15 января УК вошли в периметр группы. В портфелях этих компаний в том числе были почти 6% акций ВТБ. Фактически каждый день, каждую неделю мы ведем аналогичную работу, собирая активы как на банковскую группу «Открытие», так и на «Росгосстрах».

Если брать мою прошлую практику, мы предпочитали все основные поддерживающие функции иметь на банке, в собственности, не плодя обслуживающие компании и не платя НДС. Это более экономически эффективно. Если взять «Открытие», то практически любой сервис предоставлялся какой-то компанией, которая банку не принадлежит. Мы все эти цепочки по обслуживанию исправляем, будучи в диалоге с прошлыми собственниками. Таким образом, у банка в собственности появляются сервисы, которые ему необходимы.

— Какие у вас планы в отношении пакета акций ВТБ? Какие планы развития компаний, управляющих средствами пенсионных фондов?

— Что делать с акциями ВТБ — будем думать вместе с нашим акционером, Центральным банком. Ясно, что это для нас не стратегическая инвестиция. Мы вовсе не хотели ее получить. Будем разбираться. Что касается УК, они, как и раньше, будут управлять инвестициями пенсионных фондов, но уже под контролем банка «Открытие».

— В прямом распоряжении «Открытия» находились 9,08% голосов в уставном капитале ВТБ, за счет двух УК этот пакет вырос до 15%, что дает возможность набсовету «ФК Открытие» выдвинуть вас в набсовет ВТБ. Пойдете?

— Да, есть возможность введения двух представителей «Открытия» в набсовет ВТБ. Мы взвесим все наши права по закону об акционерных обществах и после этого примем решение.

— А вам лично это было бы интересно?

— Я вас уверяю — это не самый первый для нас вопрос. Первый вопрос — как раз то, чтобы раскрыть все эти цепочки отношений и поставить реальные активы на баланс банка и других компаний группы.

— Представители Минфина выступали за объединение «ФК Открытие», Бинбанка и Промсвязьбанка. В какой стадии обсуждение такой идеи?

— ЦБ потребуется какое-то время, чтобы разобраться, что реально происходит внутри Промсвязьбанка. По Бинбанку, наверное, в ближайшее время будет дискуссия, как дальше развивать этот бизнес. Это не столь очевидный вопрос, каким он кажется со стороны. Потому что он напрямую связан не только с банком, но и с огромным шлейфом ценных бумаг, непрофильных активов, с банком «Рост», где хороших активов практически не осталось и судьбу которого также надо определять. Как только решение будет принято, Центральный банк как акционер Фонда консолидации банковского сектора объявит его.

— 50% акций «Открытия» были заложены у ВТБ по кредиту объемом 60 млрд руб. на покупку «Открытие Холдингом» Номос-банка. Этот залог снят после докапитализации «Открытия»? В связи с этим никаких обязательств «Открытия» перед ВТБ нет?

— Кредитной задолженности перед ВТБ у нас нет.

— Насколько бывшие собственники «Открытия» в диалоге с вами?

— Диалог, к сожалению, в последнее время не самый активный. Но мы его, безусловно, активизируем.

— Каким образом активизируете?

— Путем встреч и переговоров, естественно.

— Есть с кем встречаться? Когда вы видели лично господина Беляева последний раз?

— Господина Беляева я последний раз видел несколько месяцев назад.

— Регулятор указывал на то, что при прежних владельцах баланс «Открытия» «рисовали», было слишком активное увлечение ценными бумагами и т.д. Аудиторы же — E&Y — все это видели? Да? Как-то они под этим всем подписывались?

— Вопрос не ко мне, а к аудиторам.

— Менять аудиторов не будете?

— Вопрос выбора аудитора находится в компетенции наблюдательного совета банка. Думаю, наблюдательный совет «Открытия» взвесит все обстоятельства прошлого и будущего. Тем более надо понимать, что, по сути, мы имеем дело не с банком, а с полномасштабной, очень крупной финансовой группой. Где шестой по активам банк (если мы не считаем Национальный клиринговый центр), вторая по размерам сборов страховая компания, первый по доле рынка НПФ, второй розничный брокер страны («Открытие Брокер») и еще ряд банков, в том числе «Траст», РГС Банк. Поэтому для набсовета это вопрос взвешивания ситуаций не только банка «Открытие», но и всей финансовой группы «Открытие».

— Вопрос смены аудитора «Открытия» пока не планируется выносить на наблюдательный совет?

— На набсовет «Открытия» пока нет. Но в «Росгосстрахе» и НПФ мы уже заменили аудиторов. Итоги 2017 года для трех НПФ аудирует PwC. В Росгосстрахе — E&Y.

— Летом ЦБ заявил, что евробонды «Россия-2030» учитывались на балансе «Открытия» по завышенной цене, улучшая отчетность. Однако данные бумаги давно были на балансе банка. В чем причина того, что это выяснилось лишь недавно?

— Ничего не берусь по этому поводу сказать. Облигации «Россия-2030» есть на балансе. Я считаю, что это была не самая умная инвестиционная идея.

— Бизнес-план «Открытия» уже готов? В каком направлении вы планируете развивать банк?

— Нет. Мы над ним как раз работаем. Есть бизнес-план у НПФ, для «Росгосстраха» его утвердили. У «Открытия» на 2018 год он появится где-то в середине февраля.

— Вы определились с составом правления «Открытия»? Кто возглавит корпоративный бизнес?

— Мы сейчас ведем подбор кандидатов на рынке. Планируем определиться и объявить о них в ближайшее время.

— А что будет с топ-менеджментом банка «Открытие»?

— Команда «Открытия» будет реально объединенной, сформированной из трех частей: менеджеров «Открытия», менеджеров ВТБ и специалистов, привлеченных с рынка. На мой взгляд, у «Открытия» целый ряд очень сильных сторон: инвест-банкинг, «Открытие Брокер», private banking, ИT, диджитал-сервисы. Третью часть команды мы, безусловно, привлечем с рынка.

«Процесс консолидации​ финансового сектора неизбежен».

— ЦБ летом запустил новый механизм санации, вскрывший проблемы банковского сектора на примере трех крупнейших банков. Объем средств, который им потребуется, даже по предварительным оценкам, перевалил за 1 трлн руб. Масштаб этих проблем вызвал множество вопросов. При этом реальные причины произошедшего так и неясны. Что, на ваш взгляд, стало триггером для резкого ухудшения ситуации в крупнейших частных банках? Почему именно во второй половине 2017 года начались санации?

— Банк — это такое же предприятие, как и другие сервисные предприятия. Например, рестораны. Рестораны открываются, некоторые становятся успешными и работают 20 лет, другие быстро закрываются. Однако у нас не возникает вопроса, почему тот или иной ресторан открылся или закрылся. Банки также нередко уходят с рынка. В том числе потому, что их бизнес-модель себя не оправдала, спрос на их продукты изменился.

— Под санацию подпали банки, которые сами были санаторами и к которым, по мнению рынка, должны были предъявляться повышенные требования. Чьи это недоработки?

— Давайте посмотрим на ситуацию после 2008 года, начала первого за последнее время кризиса. Вот с 2008 года, за последние десять лет, ВВП России вырос на 4–5%. В связи с этим очевидно, что банковская система, которая является кровеносной системой экономики, с точки зрения масштабов и прибыли растет не быстрее, не чувствует себя лучше экономики. В этой не растущей экономике пирог бизнеса и прибыли также не растет, а перераспределяется между игроками. При этом банки лишились возможности решить сформировавшиеся после первого кризиса 2008–2009 годов проблемы за счет дальнейшего роста. Получается, экономика просто диктует консолидацию финсектора. Страховые компании «сжались», их стало меньше. На пенсионном рынке осталось всего 65 НПФ, причем пенсионными накоплениями занимаются 38 из них. То же происходит и с банками.

В целом для масштабов российской экономики и при опережающем развитии некоторых игроков процесс консолидации всего финансового сектора неизбежен. России просто не нужно такое количество финансовых институтов, которое было в 2007–2008 годах. Не только банков, но и страховых компаний, НПФ, профучастников рынка ценных бумаг.

После кризиса 2008 года какие-то участники рынка сумели перестроить бизнес-модель, сбросить лишний жирок, решить свои проблемы с непрофильными и обесцененными активами. А кто-то считал, что потом, вместе с дальнейшим ростом, это сделает. А этого «потом» не наступило. Наоборот, после короткого отскока грянул еще один кризис. Сейчас, по сути, экономического роста нет, поэтому и неизбежен уход просчитавшихся. Бизнес-модели «Открытия», Бинбанка и Промсвязьбанка объединила большая доля кредитов и сделок, связанных с другими бизнесами основных акционеров.

— Все же — что стало триггером санации «ФК Открытие», Бинбанка, Промсвязьбанка?

— Эти банки были слабейшими звеньями среди крупных банков. Рынок — по крайней мере, его крупные игроки — об этом прекрасно знал. При этом старый механизм санации, на который было потрачено порядка 1,2 трлн руб., оказался не самым эффективным — как с точки зрения сроков, так и с точки зрения затрат и результатов санации. Поэтому, как только были внесены поправки в закон о банкротстве кредитных организаций, появилась возможность санировать банки по новой схеме, через прямую докапитализацию, Центральный банк начал ее применять. «Открытие» стало первым, потому что ЦБ хотел применять новый механизм именно для крупных игроков. Поэтому причина произошедшего — не какое-то принципиальное изменение ситуации в банковском секторе. Просто в середине 2017 года заработал новый институт, который мог быть задействован в механизме санации. Этот механизм будет и дальше совершенствоваться.​ Благодаря [продолжающемуся] изменению законодательства санация, в частности Промсвязьбанка, идет гораздо быстрее, чем она шла с «Открытием».

— В чем ключевая причина? Недооценка риска, кредитование собственников, вывод активов, воровство?

— Ситуация в этих банках мало чем отличается от того, что я говорил про рестораны. Если ресторан закрывается, что стало главной причиной? Плохой шеф-повар? Неудачное расположение? Что рядом открылось еще пять других, лучших? У каждого ресторана своя история, у каждого банка свой случай. Объединяет наступление трех санаций только одно: у этих банков была неработающая бизнес-модель, которая приводила к рисовке баланса, к различным схемам.

«В топ-15 «не жильцов» не осталось»​

— Сколько, на ваш взгляд, банков нужно российской экономике?

— С моей точки зрения, в Российской Федерации очень много банков. Считать их по числу само по себе неверно. Это общий штамп. Вы же, например, не скажете, сколько ресторанов в Москве? Вас число ресторанов волнует?

— Мне кажется, в Москве недостаточно. Я бы так это сформулировала.

— На мой взгляд, их в Москве вполне достаточно, и выбор не хуже, чем в Лондоне или Нью-Йорке. Москва по уровню ресторанного сервиса абсолютно соответствует крупнейшим мировым столицам. Но вы же не задаетесь вопросом: сколько ресторанов в Москве — четыре тысячи, три или полторы? Важно, чтобы вы могли найти рестораны, которые вам нравятся. И чтобы там поддерживались на должном уровне качество еды и обслуживание. Ровно то же должно быть и в банковском секторе: важно, чтобы вы, как частный клиент, крупное или среднее предприятие, могли найти банк себе по вкусу. И чтобы этот банк оказывал тот сервис, который нужен именно вам. Топ-200 российских банков закрывают 90% потребностей с точки зрения размещения средств населения, предприятий, активов, с точки зрения привлеченных средств с международных финансовых рынков.

— По вашему мнению, 500 действующих банков скоро превратятся в 200 в том числе в результате консолидации — а общественность этого и не заметит?

— Консолидация началась с крупных игроков. Это абсолютно неизбежный процесс в ситуации отсутствия экономического роста и нежелания собственников вкладываться в капитал банков. До конца начавшийся процесс консолидации общественностью еще не осознан. Когда все увидят итоги 2017 года, с учетом объединения ВТБ и ВТБ24, с учетом банков, попавших в Фонд консолидации банковского сектора, эта картинка станет очень наглядной и даст некоторое осмысление. А сколько банков останется в России через три-четыре года — неизвестно, да и не стоит мерить рынок с помощью этого показателя.

— А как же риски концентрации доли крупнейших банков?

— Могу провести аналогию с банковскими системами крупнейших стран. На британском рынке четыре-пять игроков фактически полностью определяют ситуацию. Исторически много банков в США и Германии, но их число сократилось на 20% за последние три года. Продолжает сокращаться число отделений. При этом доля пяти крупнейших банков в России меньше, чем в десятке европейских и североамериканских стран. То есть концентрация рынка у нас еще не достигла даже средних значений в сравнении с крупными развитыми странами.

— Как вы в целом сейчас оцениваете ситуацию в банковском секторе?

— По предварительным итогам прошлого года рост розничного кредитования был более 12–13%. Стагнирует корпоративное кредитование, потому что, по сути, за два года компании свои внешние займы заменили облигациями. Если говорить кратко, бизнес просто выжидает. Поскольку нет экономического роста, нет новых рынков, бизнес практически не инвестирует, он ждет какой-то политической определенности, новых правил игры. Это такая российская привычка — ждать очередных выборов. Но чем будет отличаться июль 2017-го от апреля 2018 года, мне, например, непонятно. Факт остается фактом: мы не видим большого спроса предприятий на новые кредиты. В основном это перекредитовка, стремление снизить свои процентные издержки. Роста корпоративного кредитования нет.

Малый бизнес проявляет интерес и к новым услугам, и к кредитованию. Эта сфера активна. В итоге как раз именно с точки зрения доходности и роста финансовый сектор в 2017 году был, а в 2018-м будет одним из драйверов экономического роста. Потребительское кредитование и госинвестиции в 2017 году обеспечили экономический рост. Того же я ожидаю и в 2018 году. Население вновь активно берет кредиты, хотя его реальные доходы не особо растут.

Поэтому банковский сектор в целом себя прекрасно чувствует. С точки зрения здоровья отдельных игроков после трех начавшихся крупных санаций в топ-15 «не жильцов» практически не осталось. Но слабые звенья в топ-50 еще есть. И это естественно. Надеюсь, будут расти новые банки, будет приходить новый иностранный капитал, может быть, не всегда из Европы — из азиатских стран.

— Насколько банки в их обычном представлении, на ваш взгляд, ушли в прошлое? Насколько российские банки конкурентны в развитии технологий?

— Люди и технология для классического банка — 60–70% его затрат, а для инвестбанка — порядка 80%. Технологии имеют ключевое значение. Универсальные и розничные банки России практически не отстают по развитию технологий от крупных европейских или американских банковских домов. Период отставания по ИT-системам — в пределах трех—пяти лет. В чем-то мы даже опережаем американские и европейские банки. В частности — с точки зрения обновления базовых ИT-платформ. Например, в ВТБ24 весной 2017 года мы завершили полное обновление платформы. Эта платформа готова принять до 30 млн активных клиентов. Могу с полной уверенностью сказать, что такого уровня систем в западных банках единицы.

— Если говорить о будущем банковского сектора, что нас ждет? Не будет ли тотального огосударствления, которого все боятся, в том числе за счет консолидации крупнейших?

— Неужели прямо-таки все боятся? А что же тогда несут свои деньги в Сбербанк и ВТБ? Затем, все-таки есть прибыльные банки, капитал которых растет за счет капитализации прибыли. Возьмем те же самые иностранные банки на российском рынке: «Райффайзен», «ЮниКредит», «Сити», кэптивные банки, автопроизводители (РН Банк, Тойота Банк и т.д.). Они спокойно растут, имеют сильные позиции на российском рынке. Есть прибыльные частные банки. Не буду их перечислять, чтобы не делать рекламу конкурентам.

С точки зрения рисков огосударствления этот разговор не является предметным. Почему? Мы знаем примеры эффективных компаний, находящихся в государственной собственности. Например, «Аэрофлот», Сбербанк, «ВТБ страхование», ВТБ24. ВТБ24, например, был прибыльным последние десять лет, его отдача на капитал в последние годы — свыше 30%. Прибыль «ВТБ страхования» по итогам 2017 года будет более 20 млрд руб. по МСФО. Следовательно, государство может эффективно управлять бизнесом в финансовой сфере.

Если банк частный, он автоматически становится более эффективно управляемым? Ничего подобного. Есть, как мы видим, примеры крайне неэффективного управления частными собственниками — с безусловным стремлением по итогу передать сформированные убытки партнеру или государству, дабы избежать экономической ответственности за собственную неверную бизнес-политику. Хотя в целом, опираясь на собственные убеждения и опыт, соглашусь: в конечном счете частный бизнес эффективнее государственного.

«Имеет смысл продавать банки с началом экономического роста»

— Насколько огосударствление банковского сектора, на ваш взгляд, будет временным?

— Давайте рассмотрим это на примерах из мировой практики. Кризис 2007–2008 годов в США и Британии закончился, по сути, национализацией банковской системы. В Британии, например, Northern Rock, Lloyds, RBS были полностью национализированы. Пока из них был продан один — Lloyds, благодаря чему бюджет Великобритании получил £12–14 млрд. RBS до сих пор не могут продать, сейчас действует четырехлетний план по реанимации банка. В Ирландии после кризиса был национализирован Allied Irish Bank, но как только ирландская экономика реанимировалась и начала расти, этот банк был успешно приватизирован и сейчас вместе со всей ирландской экономикой чувствует себя прекрасно. В Исландии тоже были национализированы четыре банка, стянувшие на себя депозиты из всех европейских стран. Эти примеры демонстрируют: имеет смысл продавать банки с началом экономического роста. Причем, как показал международный опыт — и не только банковский (примеры Ford, General Motors), для оздоровления нужно брать новые команды.

— Вы приводите примеры последствий кризиса. Но в России кризиса сейчас нет…

— В России же в 2008–2009 годах вместо реструктуризации финансового сектора была сделана серьезная инъекция капитала. Сделано это было как через Фонд национального благосостояния, так и напрямую правительством. Тем самым острота проблем на балансах банков была сглажена. Потом были три года, за которые некоторые банки смогли разобраться со своими бизнес-моделями и проблемными активами, но многие все это время так и жили с плохими балансами. Новый кризис — и те, кто имел слабые бизнес-модели, легли по итогам 2015–2016 годов. В известном смысле то, что сейчас делает Центральный банк, — это альтернатива 2008–2009 годам. Можно было уже тогда более жестко подойти к банковской системе и сделать что-то вроде банка плохих долгов или избрать иную форму поддержки. Этого сделано не было. В 2017 году ситуация просто «догнала» российские денежные власти. У многих санируемых сейчас банков проблемы тянутся с 2008–2009 годов. Проблемы МДМ (объединен с Бинбанком. — РБК) не сейчас возникли, они — последствия кризиса 2008–2009 годов.

Сейчас, с запуском Фонда санации, основные крупные проблемы финансового, не только банковского, а также страхового и НПФ рынка, все-таки купированы. И дальше наша задача как менеджмента сделать работающими бизнес-модели не только «Открытия», но и «Росгосстраха», пенсионных фондов. И далее — подготовившись к экономическому росту, продемонстрировав потенциальным инвесторам нормальный доход на капитал, работающие бизнес-модели, реализовать эти активы с доходом для государства.

— Запуск фонда санации также вызвал дискуссии о мере ответственности собственников за свои банковские активы. Должно ли ужесточаться законодательство на этот счет? Какие первоочередные меры нужны?

— Еще Салтыков-Щедрин говорил: строгость законов в России компенсируется необязательностью их исполнения. Ваш вопрос отражает это стремление к подмене реальных действий идеальными. Менять законы, безусловно, надо. Но, с моей точки зрения, в России сейчас не хватает вовсе не новых законов. Может быть, мы даже слишком много принимаем их сейчас. В России сейчас не хватает нормального применения уже существующих законов. Просто мы не привыкли в целом ряде случаев даже на бытовом уровне их исполнять. Из всего сказанного выше следует: собственники, менеджмент банков должны абсолютно четко понимать свою ответственность — материальную, административную, уголовную — за нанесение сознательного ущерба.

— Что нужно, чтобы такая мера ответственности появилась?

— Наши люди лучше понимают, когда прецедент, какой-то конкретный случай коснулся их знакомого, родственника или их самих. Поэтому у нас принципиальное значение имеют ясные, четкие, увиденные бизнесом прецеденты. Если бы Андрей Бородин, история с которым абсолютно понятна, господин Аблязов, ряд других сбежавших от правосудия бизнесменов были бы выданы Российской Федера​ции, публично осуждены по российскому закону с четким разбирательством того, что произошло, это, с моей точки зрения, очень сильно сэкономило бы деньги вкладчиков, предприятий и, в конце концов, госсредства.

В последнее время ситуация благодаря активным действиям ЦБ сильно изменилась. Мы уже знаем целый ряд случаев, хотя пока и не очень громких, когда собственники банков были арестованы, были разбирательства, судебные решения. Правда, важно не только и не столько наказание. Важно также, чтобы люди вернули мошеннически выведенные средства.

— О каких последних случаях наказаний вы говорите? Внешпромбанк?

— Внешпромбанк, банк «Клиентский». В обоих банках владельцы арестованы. Если говорить об «Открытии», «Росгосстрахе», Бинбанке, совершенно очевидно, что не только финансовый рынок будет внимательно наблюдать, как разрешатся эти ситуации с точки зрения прецедента. Общественности важно знать, это бизнес-проигрыш или же это сопряжено с мошенничеством собственников или менеджмента.

— Когда же мы это узнаем?

— Для того чтобы разобраться, нужен анализ временной администрации и наш. Мы уже обсуждаем вскрывшиеся обстоятельства с прошлым менеджментом и собственниками банка. По итогам этой работы общественность получит полную информацию.