Райнер Зеле — РБК: «Проекты в России будем делать только с Миллером»

Читать в полной версии

Мы не заключали никаких договоров с «Газпромом» на случай санкций

— Насколько реально достроить «Северный поток-2», который должен пройти по дну Балтийского моря, и ввести в строй до конца 2019 года с учетом того, что Дания до сих пор не дала разрешения на прокладку трубы в ее экономической зоне?

— У нас есть разрешения [на прокладку «Северного потока-2»] от абсолютно всех сопредельных государств, за исключением Дании, и именно на этих территориях [где уже получили разрешения] мы сейчас строим. Таким образом, мы за несколько месяцев закончим все участки, за исключением того пятипроцентного отрезка, который относится именно к Дании. Я не могу вам сказать, как быстро Дания примет решение, потому что для этого нет правового регулирования. Мы видим, что все экологические службы и все органы, которые с этим связаны, очень оперативно и профессионально обрабатывают наши запросы. Но мы также наблюдаем, что есть страны, которые пытаются политически повлиять [на Данию]. И главные вопросы заключаются в следующем: насколько независимо [датские] компетентные органы смогут принять это решение? Срок прокладки нитки газопровода именно в водах Дании — один-два месяца.

— Какие страны могут оказывать такое политическое влияние на Данию? Известно, что США выступают против «Северного потока-2».

— Влияние США, как вы уже сказали, очевидно. Но и в Восточной Европе также существуют страны, которые выступают против строительства трубопровода «Северный поток-2» — это в первую очередь Польша, а также Украина. И в принципе это признаки здоровой демократии: все не могут быть одного мнения.

А почему конкретно Польша и Украина не поддерживают проект? За этим стоят, естественно, сугубо экономические и личные интересы, потому что и Польша, и Украина зарабатывают от транзитных поступлений [при поставке российского газа в Европу через их территории]. Все остальные страны, которые поддержали строительство «Северного потока-2», принимали решение не на основании того, нравится им этот трубопровод или не нравится, а на чисто правовом основании — можно или нельзя [строить газопровод].

— Компания OMV — один из инвесторов Nord Stream 2 (проектная компания газопровода «Северный поток-2»), которые финансируют проект, предоставляя кредиты. Как вы оцениваете риски введения санкций США против этого проекта и как от них застрахованы? Должен ли будет «Газпром» немедленно вернуть вам и другим инвесторам эти кредиты в случае введения санкций?

— Мы уже профинансировали проект на €644 млн (OMV, как и четыре других европейских инвестора, согласилась предоставить Nord Stream 2 в виде кредита €950 млн, или 10% необходимых инвестиций. — РБК). С «Газпромом» мы не заключали никаких договоров на случай санкций, потому что мы сами не знаем, какими эти санкции могут быть и будут ли вообще введены. Текущие санкции США никак не затрагивают данные соглашения.

— В случае введения санкций против проекта «Газпром» может самостоятельно достроить газопровод?

— 60% газопровода уже лежит на дне Балтийского моря, «Газпром» в состоянии осуществить финансирование оставшейся части проекта, потому что «Газпром» сейчас настолько сильная и прибыльная компания, что она может не только выплачивать высокие дивиденды, но и финансировать крупные проекты. Но это одна из опций, потому что мы не видим горизонт воздействия этих санкций.

Производители СПГ сделают прекрасный бизнес, если Россия и Украина не договорятся о транзите

— Москва до сих пор не договорилась с Киевом о продлении договора на транзит газа в Европу, который истекает 31 декабря 2019 года. Переговорам мешает решение Стокгольмского арбитража, по которому «Газпром» должен выплатить «Нафтогазу» $2,6 млрд, но отказывается это делать. По вашему мнению, насколько реально им договориться? И есть ли у вас план Б на случай того, что транзит российского газа через Украину остановится?

— Мы очень надеемся, что они придут к консенсусу и подпишут соглашение [о продолжении транзита газа]. Но сейчас, конечно же, нам нужно ожидать того, какую позицию займет именно украинская сторона. Самая лучшая страховка на все случаи жизни — это «Северный поток-2». И мы очень надеемся, что решение датской стороны [по заявке Nord Stream 2] будет в положительную сторону, потому что таким образом оно обеспечит энергобезопасность и бесперебойное снабжение Европы. Нельзя быть зависимым только от одной страны, в том числе, например, Украины.

— А если не будет достроен трубопровод «Северный поток-2» и России не удастся договориться о продлении транзита с Украиной, что будет делать Европа в целом и OMV в частности?

— Мы в любом случае достроим «Северный поток-2». Даже если мы его не запустим [до конца 2019 года], мы его достроим. Потому что мы уже видим, что за этим [проектом] будущее, и мы видим, какая дискуссия разгорелась вокруг этого проекта, в том числе политическая. Представим себе сценарий, при котором Дания не выдает разрешения на прокладку в своих водах [«Северного потока-2»], а Украина и Россия не договариваются о продлении договора о транзите, тогда у нас начнутся серьезные вопросы именно к энергопоставкам в Европу, у нас станет очень короткий рынок [газа]. Что произойдет на таком рынке? Цены на газ существенно повысятся, Европа будет платить намного больше за энергетику. И кто будет радоваться больше всех такому развитию событий? Производители СПГ (сжиженного природного газа. — РБК), поскольку они на этом сделают прекрасный бизнес.

— Но есть же другой вариант — подземные хранилища газа (ПХГ). Сейчас «Газпром» и его клиенты активно наполняют ПХГ в Европе. Хватит ли газа в хранилищах на первое время, если транзит через Украину придется приостановить?

— ПХГ можно рассматривать как краткосрочную меру для решения проблемы, но это не окончательное решение в долгосрочной перспективе. ПХГ, разумеется, поможет смягчить этот взрыв на рынке, прорыв стен через потолок. Но тем не менее это (прекращение поставок через Украину без ввода «Северного потока-2» до конца 2019 года. — РБК) приведет к существенному увеличению цен, и Европа будет больше платить за газ.

— На сколько хватит газа в ПХГ, на три месяца?

— Не могу ответить на ваш вопрос. Я знаю по поводу наших ПХГ, но ничего не могу прокомментировать по поводу хранилищ других компаний. Прежде всего я хотел бы видеть для себя запасной выход, и это главный вопрос: насколько холодной выдастся следующая зима? Наши ПХГ построены именно для этой цели — для того, чтобы скомпенсировать скачки потребления именно зимой. А вообще Дед Мороз — это мой близкий друг, я каждую зиму ему звоню и прошу, чтобы он поскорее пришел. (Улыбается.)

Что касается ПХГ конкретно в Австрии и у OMV, мы находимся в достаточно комфортном положении. У нас общая емкость [хранилищ] составляет 8 млрд куб. м. Я могу сказать, что к зиме все эти 8 млрд куб. м будут заполнены до края. А почему мы это делаем? Потому что мы не знаем, как будут развиваться события.

— То есть это не каждую зиму вы так сильно заполняете хранилища?

— Нет, мы всегда максимально заполняем. Сейчас это заполнение получило большее значение. Но даже в случае реализации обоих сценариев (отсутствия разрешения от Дании для Nord Stream 2 и приостановки поставок через Украину. — РБК) европейское снабжение газом ни в коем случае не подвержено риску, оно сохранится.

— Какие альтернативные источники поставок газа вы рассматриваете?

— Европе придется в любом случае импортировать СПГ, поскольку емкости [хранения этого вида топлива] заполнены только на 25%.

— Переговоры Москвы и Киева продолжаются, на них присутствует Еврокомиссия. Последняя встреча была в июне, следующая ожидается не раньше сентября. Как вы считаете, нужен ли еще какой-то посредник кроме Еврокомиссии?

— У меня очень простая позиция: чем больше людей выступают за консенсус, тем это лучше.

— А OMV предлагала свои услуги в качестве посредника? И рассматриваете ли вы лично такую возможность с учетом того, как давно работаете в России?

— Разумеется, я являюсь главной заинтересованной стороной в том, чтобы Россия и Украина достигли договоренностей. Я очень часто езжу и встречаюсь с членами правительств разных стран. Мы всячески стремимся к этому (достижению соглашения между Россией и Украиной. — РБК). И, например, федеральный канцлер Австрии [Бригитте Бирляйн и ее предшественник Себастьян Курц] и также президент Австрии [Александр Ван дер Беллен] нам тоже в этом очень сильно помогают и поддерживают. Но я, разумеется, не считаю себя главным ключевым игроком в этой истории. Мне было бы очень приятно, и это было бы полезно для всех, если бы больше представителей крупного бизнеса также выступали за достижение договоренностей. Но как бы мы с вами чего ни обсуждали, в конце цепочки стоят «Газпром» и «Нафтогаз» — они должны договориться друг с другом.

Меня очень впечатлили гарантированные и надежные поставки СПГ из России

— Как вы оцениваете спрос на трубопроводный газ в Европе в ближайшие десять лет, до 2030 года? Какая доля будет у СПГ?

— При условии отказа Европы от угля мы видим потенциал роста спроса на газ примерно на 40 млрд. куб. м к 2030 году (спрос на газ в Европе, по данным BP, в 2018 году составил 549 млрд куб. м, то есть он может увеличиться до 589 млрд куб. м. — РБК). Разумеется, доля СПГ на рынке будет расти, динамика этого роста, конечно, будет очень высокой. Импорт СПГ наверняка вырастет в двузначном процентном значении в ближайшие годы. Думаю, что до 2030 года доля СПГ вырастет на 5% (по данным Vygon Consulting, в 2018 году СПГ обеспечил 12% потребностей Европы в газе. — РБК).

Но причина [роста потребления СПГ] не в том, что мы будем сокращать транзит трубопроводного газа из России. Внутреннее производство газа в Европе снижается, поэтому будут сокращаться поставки из Англии и Норвегии, а Голландия вообще практически их прекратит.

— Трубопроводный газ по-прежнему будет выгодней покупать, чем СПГ?

— Рынок решает, какой газ покупать, исходя из уровня цен. Могу сказать, что немецкий рынок становится более привлекательным для поставщиков, поскольку Германии нужно все больше газа для выработки электроэнергии. А на экономическом форуме в Петербурге я узнал, что не только трубопроводный газ из России очень конкурентоспособный [по цене], но также и СПГ. И что именно меня очень впечатлило — это гарантированные и надежные поставки СПГ из России. Когда я прихожу в «Газпром» и говорю, что мне нужен 1 млн [т] СПГ, в «Газпроме» говорят: «Хорошо, ты получишь миллион тонн СПГ». А когда я прихожу к другому производителю СПГ, мне говорят: «Слушай, если спрос в Азии будет, как сейчас, то, может, получишь миллион тонн. Но вообще, может быть, получится только полмиллиона».

— Почему вдруг OMV, один из крупнейших покупателей российского трубопроводного газа, подписал с «Газпромом» меморандум о покупке 1 млн т СПГ в 2020 году?

— У нас есть терминал по регазификации СПГ в Голландии, который не заполнен. И мы обсуждали с «Газпромом» этот вопрос именно для того, чтобы заполнить этот резервуар. Разумеется, моим главным бизнесом остается трубопроводный газ.

— Если сравнивать конкурентоспособность российского газа, насколько выгоднее покупать у «Газпрома» трубопроводный газ, чем СПГ?

— Они были бы сумасшедшими, если бы сделали одно дешевле другого. Неважно, поставляет «Газпром» трубопроводный газ или СПГ, они должны предложить рыночную цену, по которой мы этот газ купим. Но я не могу раскрывать никаких деталей договоров с нашими партнерами.

— На Петербургском форуме вы объявили, что изучаете планы совместных инфраструктурных проектов с «Газпромом» в области малотоннажного СПГ. О каких проектах может идти речь?

— Разумеется, мы ведем переговоры с «Газпромом», и если у него будет хорошая идея или хорошее предложение, мы обсудим его. Одно я могу сказать точно: я моногамный, и если мы такие проекты будем делать, то только с [предправления «Газпрома»] Алексеем [Миллером].

— OMV до конца года закроет сделку по вхождению в проект по разработке ачимовских залежей Уренгойского месторождения «Газпрома» в Ямало-Ненецком автономном округе (ЯНАО). После завершения этой сделки насколько увеличится доля России в общей добыче OMV?

— На Россию у OMV сейчас приходится производство 100 тыс. барр. нефтяного эквивалента (н.э.) в сутки. С добавлением ачимовских участков Уренгойского месторождения наши мощности [в России] возрастут до 150–160 тыс. барр. н.э., а общая добыча OMV — до 600 тыс. барр. в сутки.

— Вас устраивает доля России в добыче OMV или ее надо увеличивать?

— Мне нужно это обсудить со своими коллегами из правления [OMV]. (Улыбается.)

— Есть крупное Ямбургское месторождение в том же ЯНАО, которое разрабатывает «дочка» «Газпрома» «Газпром нефть». Заместитель ее гендиректора Вадим Яковлев в апреле сказал, что компания ищет партнеров, в том числе среди европейских компаний.

— Конечно, мы рады такое услышать. Он даже сказал, что OMV была бы неплохим партнером, поскольку у нас есть опыт в разработке ачимовских участков. Но ничего, кроме этого, мы пока сообщить не можем.

— Сколько вы даете времени на переговоры вашей команде об этом проекте?

— Разумеется, чем скорее, тем лучше. Но до решения пока еще далеко, поскольку сейчас моя команда должна опуститься на 3500 м в недра и понять вообще, что там происходит.

Лучше меньше жечь нефти, но больше ее перерабатывать

— У OMV есть проекты и в нефтепереработке. В апреле российский нефтепровод «Дружба», по которому экспортируется нефть в Европу, оказался заражен хлорорганическими соединениями, поэтому поставки были временно приостановлены. Можете оценить ущерб для заводов OMV от этого инцидента и пострадал ли от этого имидж российской нефти?

— На OMV это не оказало никакого влияния, поскольку мы не имеем доступа к нефтепроводу «Дружба». Как давний друг России, я не могу сейчас сформулировать это жестко, но, разумеется, с имиджевой точки зрения это было не лучшее событие. Всегда, когда качество продукта снижается, возникают проблемы. И как мы сейчас наблюдаем, когда клиенты отказываются покупать продукт (российскую нефть. — РБК), в том числе даже при больших скидках, то действительно это проблема. С другой стороны, мы, конечно же, не должны упускать из внимания тот факт, что в течение многих десятилетий по нефтепроводу «Дружба» поступала очень качественная нефть.

— Про ущерб для имиджа российской нефти на встрече с главой «Транснефти» говорил и президент Владимир Путин. Как вы оцениваете действия российской стороны по ликвидации последствий этого инцидента?

— Я наблюдатель со стороны, поэтому не могу оценить как эксперт конкретно вот именно это. Но я, разумеется, вижу принимаемые меры: предпринимаются все попытки для того, чтобы трубопровод был очищен и качество [нефти] снова вернулось на прежний уровень. Это делается совершенно прозрачно, нет никаких попыток что-либо скрыть, на решение этой проблемы тратятся большие деньги.

— OMV несколько лет назад открыла пилотный завод, выпускающий синтетическую нефть из использованных пластмасс. Нет ли планов делать что-то подобное из российского мусора?

— Мы запустили и сейчас эксплуатируем перспективный пилотный завод в Австрии. Кроме этого мы подписали меморандум о взаимопонимании с Abu Dhabi National Oil Company с целью изучения потенциальных возможностей для сотрудничества в области запатентованного OMV процесса ReOil. В настоящее время никаких других обсуждений по этой технологии мы с партнерами не ведем, но мы всегда открыты для дискуссий.

— Как долго нефть будет оставаться основным топливом в энергетике?

— Трудно судить. Но одно я могу сказать точно. Нефть — это не просто источник энергии. Прежде всего нефть — это ценное сырье для нефтехимической промышленности. Его можно использовать для того, чтобы произвести высококлассные пластмассы и компоненты для фармацевтической индустрии. Поэтому предпочтительно меньше жечь нефти, но больше перерабатывать ее в качественные продукты.