Ильдар Дадин — РБК: «Там действительно правят бал садисты»
«Я живу во многом благодаря таким людям»
— Что происходило с вами в последние четыре дня, между решением Верховного суда и вашим освобождением?
— Мне за пять дней до слушаний вручили извещение о том, что будет заседание. До этого адвокаты говорили, что будет, скорее всего, положительное решение. И на суде я услышал, что прокурор, а потом и судья сказали: отпустить из-под стражи, приговор отменить. То есть я предполагал, что меня должны освободить, но точно не был в этом уверен.
Администрация ничего мне прямо не сообщала; только видно было по косвенным признакам, что мне недолго осталось сидеть. Один человек на вечерней проверке сказал: ну что, скоро освобождаетесь? — это единственное, что от администрации поступило. Но официально ничего не говорили. Я думал, может быть, ошибся, может, мне еще дальше сидеть. О том, что меня, слава богу, освобождают, я точно не знал до сегодняшнего дня. Сегодня после обеда эта новость поступила.
— Чем вы теперь планируете заниматься?
— Я знаю точно, что не отойду от этого дела и буду продолжать бороться. Я предполагал, что уеду из России и что буду призывать других людей последовать моему примеру, потому что здесь творится беспредел. И сейчас я по-прежнему призываю нормальных людей уезжать. А я должен что-то сделать, чтобы прекратить пытки в колониях. Просто я понимаю, что я ничем не лучше других людей, которых истязают.
Первый месяц попробую отдохнуть от того, что пережил. Потом намерен бороться и делать это именно в России. Буду заниматься правозащитной деятельностью, пока не знаю, в каком формате. Буду добиваться привлечения к ответственности садистов, которые творят все это. Потому что все, что происходит в колониях, — это следствие того, что простые исполнители уходят от наказания. И это становится примером для всех остальных: раз не привлекли одного, значит, можно избивать людей. Нужно добиваться неотвратимости ответственности, иначе они будут еще больше пытать. И я хочу им сказать: не пытайте людей, не избивайте их, соблюдайте закон, иначе вас посадят.
Любого, у кого хватает смелости рассказать правду о пытках, сотрудники ФСИН сразу пытаются запугать, что на них будут возбуждены дела, что им не позволят освободиться по УДО. Мне плевать на эти запугивания. Страшнее быть подлецом и лжецом. Я не готов молчать о том, что там происходит.
«Есть колонии, где не издеваются над людьми»
— После вашего этапирования на Алтай от вас редко поступала информация. Расскажите о последних месяцах своего заключения. Сильно ли отличалась алтайская колония от карельской?
— Отличалась кардинальным образом. Мне говорили многие осужденные, что у нас практически во всех колониях избивают и пытают [осенью 2016 года Дадин пожаловался на пытки в карельской колонии]. Но в ИК-5 на Алтае я увидел, что это не так. Некоторые осужденные позволяли себе такое поведение, за которое в ИК-7 в Карелии их бы уже убили или избили как минимум. А здесь отношение со стороны сотрудников человеческое, и они ведут себя корректно, хотя со стороны осужденных поведение бывает не очень адекватное. Я увидел, что есть колонии, где не издеваются над людьми, где должностные лица ведут себя как надо — с выдержкой, соблюдая закон.
Местные адвокаты хвалятся, что на Алтае такого беспредела не творится, как в других колониях России. Несмотря на это, мне рассказывали про случай, как в Новоалтайске этим летом убили заключенного. Мать узнала, что он умер, только приехав на свидание. То есть и здесь не все гладко. Но колонии в Карелии и на Алтае — просто небо и земля. Там действительно правят бал садисты, а здесь законодательство стараются соблюдать, хоть оно и не всегда идеально.
— К вам в ИК-5 относились так же, как к другим осужденным, или вы замечали особое отношение к себе?
— Чувствовалось, что ко мне более вежливо, чем к другим, обращаются. Но что мне понравилось — как только я нарушил, по мнению администрации, правила внутреннего распорядка, меня тут же определили в штрафной изолятор на пять суток. И другого человека, который якобы совершил такое же нарушение, тоже отправили на пять суток. Я за то, чтобы закон работал одинаково для всех, и здесь не было такого, чтобы меня наказывали более строго или менее строго, чем других. Это похвально, на мой взгляд.
— Вы знали о реакции, которую вызвали ваши письма о пытках?
— Говорили, что есть резонанс, но до меня доходило очень мало, и я уверен, что ФСИН намеренно создавала информационную блокаду. Вплоть до того, что в ИК-7 адвокатов физически не пускали на встречи со мной. Я брал на встречу с адвокатом Конституцию, Уголовный кодекс, Уголовно-процессуальный, Уголовно-исполнительный. У меня их брали [сотрудники ФСИН] и просто листали, тратя таким образом часа четыре. И адвокат уходил, потому что у него были другие дела.
«У меня была задача рассказать правду о пытках»
— Почему вы отказывались от медосвидетельствования в карельской колонии?
— В тот день ко мне прорвался адвокат, и уже через полчаса общения с ним сотрудники ФСИН сказали, что ко мне приехали другие адвокаты из Москвы. На этом основании его выгнали, не дав нам поговорить. Перед этим он успел мне сказать, что из Москвы действительно едут как минимум двое то ли адвокатов, то ли правозащитников и что их не пускают — вокруг колонии выставлено оцепление. Потом пришел некий человек, представился врачом и сразу сказал, хотя я не спрашивал, что никакого оцепления вокруг колонии нет. Меня это удивило: было очевидно, что он для чего-то выгораживает администрацию.
Я у него все время пытался выяснить, почему адвокатов ко мне не пропустили, а его — пропустили. Я стал бояться, вдруг он заколет меня препаратами. Потом мне адвокат объяснил, что это действительно был врач. Но тогда я этого не знал и опасался за свою жизнь.
— Во ФСИН утверждали, что вы отказались проходить проверку на полиграфе. Ваши адвокаты и супруга, наоборот, говорили, что вы добивались его. Как все было на самом деле?
— У меня была задача рассказать правду о пытках, о датах и времени избиений заключенных. Но я боялся, что если эта информация уйдет недоброжелателям, они просто сотрут эти данные с жестких дисков. Поэтому я хотел быть уверенным, что она не пропадет и что люди, которым я буду эту информацию предоставлять, сразу ее опубликуют. Когда мне следователь предложила пройти проверку на полиграфе, я ей доверился; мне показалось, что женщина действительно пытается вывести на чистую воду негодяев. Но сказал, что готов проходить проверку только при адвокате. Хотел, чтобы при исследовании присутствовал кто-то, кто отстаивал мои интересы и фиксировал бы проверку на видео.
Меня привели к специалисту, и я увидел, что адвоката нет. Я сказал, что от проверки не отказываюсь, но проходить ее без адвоката не буду. Это мое ходатайство сразу было удовлетворено; у меня даже на руках есть бумага от следователя. После этого ко мне больше никто по поводу проверки не обращался. Но еще раз скажу, что никогда от нее не отказывался.
В колонии я не видел смысл дальше сопротивляться и жить. Но потом я узнал, что моя борьба с пытками кому-то нужна и важна. В первую очередь мне именно это больше всего помогало. И я благодарен тем, кто сопереживал мне. Я живу во многом благодаря таким людям.