«Когда все завалено, заказчики вспоминают, что есть мы»

Читать в полной версии

Вряд ли в стране найдется много специалистов с таким опытом в строительстве магистральных трубопроводов: нынешних генералов нефтяной отрасли Беляева помнит молодыми специалистами. В 2014 году выручка компании выросла на 278%, но этот год обернулся катастрофой — все большие стройки встали.

— Вы одна из немногих женщин-руководителей в сфере 
нефтегазового строительства, да и вообще в нефтяной 
отрасли. По-вашему, 
это не женская работа?

— Женщин, которые строят газопроводы, и правда немного. Это непростой труд, но мне он нравился. Я с удовольствием работала на трассе [строительства трубопровода], видела результат того, что делаю. И он меня радовал.

— А когда вы пришли в трест?

— В 1962 году. До этого окончила Волгоградский нефтяной техникум. В институт не пошла — училась на практике. Я начинала с мастера, потом стала начальником участка, потока, управления и уже 15 лет — генеральный директор.

— Когда вы стали топ-менеджером крупной компании, ваша жизнь сильно изменилась?

— Времена другие настали, обязанности не такие, как раньше: надо заказы искать, думать, что трест в ближайший год будет делать. И мне эта работа не нравится. Лучшее в нашей профессии — трасса. Я до сих пор люблю ездить на объекты и вмешиваться в производственный процесс, потому что вижу и знаю, что надо делать. А сейчас, несмотря на то что все знают Сварочно-монтажный трест и что мы выполним любую работу, заказов практически нет. Мы были генподрядной компанией, а теперь в основном на субподряде. Генподрядчик даст заказ — спасибо, но потом деньги порой по году не платит. У всех больших подрядчиков одна цель — экономика проекта, наша цель — построить.

— А с какими компаниями 
работаете?

— Со всеми крупными строителями: «Стройгазмонтажом», «Стройтрансгазом», «Стройгазконсалтингом», «Центргазом». С «Транснефтью» тоже работаем.

— Переговоры ведете лично?

— Да, с генеральными директорами, иногда — с заместителями. Я со всеми поддерживаю деловые отношения. Я раньше ни у кого ничего не просила, но в последнее время звоню, встречаюсь, только ответ чаще всего — «Валентина Яковлевна, никакой работы нет».

— Про вашу компанию говорят, 
что Сварочно-монтажный трест зовут, когда все сроки уже 
сорваны.

— Да, когда все завалено, заказчики вспоминают, что есть мы. К сожалению, все так делают. Когда им трудно — они нас видят, а когда я прихожу просить подряды, разводят руками. Всегда получалось, что наше подразделение работало на сложных участках. На «Сахалине-2» мы очень сложную работу сделали.

— Оттуда без убытка вышли?

— Без убытка и без большой прибыли. Но тогда я даже рабочим говорила, что такие стройки, как на Сахалине, бывают раз в жизни. Мы делали там газопровод и нефтепровод параллельно. А вот на компрессорных станциях несколько лет назад сработали с убытком. Но мы и строить их начали скорее ради имиджа. Мне сказали: «Если бы мы знали, что вы компрессорные построите, может, стали бы на вас по-другому смотреть». Я ответила: «Давайте подряд — мы построим». Так на субподряде у «Центргаза» мы построили КС «Чикшинскую», у «Стройгазконсалтинга» — 
КС «Сосногорскую», у «Стройтрансгаза» на подряде строили в Невинномысске. Чтобы показать: мы это можем.

— А вы часто идете на риск? Вы по натуре рисковая?

— Рисковая. Иногда беру объемы, не продумав до конца экономику, потому что ее трудно посчитать и решить, выгоден ли тебе заказ. Есть объект, и хочется построить его качественно — порой это для нас убыточно. Но на других объектах мы разницу компенсируем. Это работа ради работы. Я считаю, что работать надо в любых обстоятельствах. Может быть, мы и выжили, потому что брались за любые заказы и старались построить хорошо.

— У компании хорошие финансовые показатели — 20 млрд руб. выручки в прошлом году. Как удалось их удержать?

— Уже 25 лет справляемся как можем. Потому что никогда не ставили цели разделить и присвоить. Хотели просто создать хорошую компанию. Трест может делать 400 км трубы большого диаметра в год, а мы хорошо, если сделаем в этом году 150 км. В среднем по году у нас 200 км получается, тогда экономика нормальная.

— А какая у вас сейчас рентабельность?

— Да никакой — в этом году идем с убытками. В прошлом году было относительно неплохо: мы сделали 22 млрд руб. Правда, из них у нас осталось всего 6 млрд руб., остальное — это трубы и другие материалы. Построить, что-то закупить и заплатить зарплату надо из 6 млрд руб. и еще хоть какую-то маржу оставить себе. При этом стоимость строительно-монтажных работ из года в год снижается, а общая цена стройки только растет: материалы часто стоят необоснованно дорого. Только за маленькую цену хорошо не построишь. Я в этой ситуации за то, чтобы люди были с работой. Я бы давно все бросила и ушла, но 3,5 тыс. человек, которые стоят за моей спиной, а за ними еще у каждого как минимум три человека — жена и двое детей, меня удерживают.

— И давно вы с такими мыслями работаете?

— Последние два года особенно тяжелые, не знаю, надолго ли меня хватит. Этот год вообще катастрофа: работы нет, и до декабря ее не видно — ни одна большая стройка пока не началась. Значит, наверняка это будут убытки. Мне скоро 80 лет, я прожила хорошую жизнь и ничего бы не поменяла в ней, но последние несколько лет борьбы меня вымотали. Обидно за наших людей. Мы в октябре 1 тыс. человек отправили в административный отпуск: непросто будет снова их собрать. Они начнут искать работу, а когда начнется стройка, профессионалов на рынке не будет.

— Когда вы возглавили компанию, почувствовали, что ответственности стало больше?

— На мне всегда было много ответственности: я и начальником участка несла ответственность, и начальником потока в 1980 году, и начальником управления. Просто людей стало больше, и я невольно больше за них отвечаю: было 700 человек, потом 1,5 тыс., затем 2 тыс. На начало года у нас работали 3,5 тыс. человек, сейчас — 2,5 тыс. Медленно мы становимся структурой поменьше. Возможно, это правильно — сократиться так, чтобы брать меньше объектов и более тщательно экономически их просчитывать, и будет лучше.

— Как вы собирали команду? У вас заместитель по производству Валентина Капраленко и заместитель по финансам Людмила Невлер (им принадлежит по 20% акций треста) тоже женщины, это случайность? Они начинали с вами?

— Мы работаем вместе уже 35–40 лет, познакомились еще в советские времена. Даже название компании не стали менять — как был Сварочно-монтажный трест, так и остался. Мы никогда не дробили компанию, не создавали кооперативы и дочерние предприятия. Просто продолжали работать, как раньше, и так же работаем сейчас. Я никогда не думаю о том, что мы отдельные акционеры. У нас есть свой трест — не то что семейный, просто единый. И мы стараемся решать сообща все проблемы. Дети выросли, у многих поколения в тресте работают.

— Во время работы на газопроводе Уренгой — Помары — Ужгород в 1980-е вы предложили новый метод строительства. После этого вам присвоили звание Героя соцтруда?

— Героя мне присвоили в 1983 году. Мы пришли на Уренгой — Помары — Ужгород в 1980 году, там нужно было быстро построить комплексные потоки. Первый поток был создан под моим руководством. Меня наградили за организацию работы и за темп — мы делали километр трубы в день, сейчас этот показатель гораздо ниже.

— Что вы предложили?

— Комплексный метод. Раньше на трассе работали три подрядчика: сварку проводил «Свармонтаж», изоляцию — «Татнефтепроводстрой», укладку — другая компания. Это были три разных треста: одни варили, вторые изолировали, третьи укладывали, четвертые засыпали, а надо все держать в одном кулаке.

— Как вы к этому пришли?

— Однажды замминистра Миннефтегазстроя СССР Григорий Судобин спросил на одном совещании: «Валентина Яковлевна, по-вашему, как должно быть на трассе?» Я тогда была начальником участка. Говорю: «Все должно быть у одного руководителя, должен быть один поток, который будет все делать. Разные подрядчики не нужны». Он: «Вот тогда мы тебя поставим на этот поток». Я: «Поставите, буду работать». В соседях начальником потока был Леонид Михельсон из НОВАТЭКа, молодым специалистом там начинал.

— Про ваш трест рассказывают, что, когда летишь с вертолета, сразу видно: где компания работала — трубы аккуратно, ровно уложены. С чем это связываете? Это женская черта — аккуратность?

— Нет, я это связываю не с женскими чертами. Работу нужно делать красиво и качественно. Она должна радовать глаз. Нас приучили еще с советских времен, что должно быть так, а мы приучили свои коллективы. По крайней мере, я стараюсь это сохранить.

— А вы верите в существование женского и мужского стилей управления?

— Думаю, это стереотип. Нет работы, которую делают только мужчины, и нет того, что делают только женщины. Безусловно, в тресте я генеральный директор, а домой прихожу — у меня там внуки, правнуки, я с ними на кухне. Люблю готовить, пироги печь. Это уже мой женский стиль, но это дома. Мужчины приходят домой — едут на рыбалку, что-то еще делают, а женщины домашним хозяйством занимаются.

— А вам на это хватает времени?

— Всегда хватало и сейчас хватает. Теперь у меня есть помощники, конечно, но раньше, на трассе, я 35 лет прожила в вагончике с семьей — и все успевала: и постирать, и убраться, и приготовить, и мужчин на работу проводить, и собрать им обеды.

— А командировки бывают? Про вас рассказывают, что вы и сейчас лично на объекты выезжаете.

— Выезжаю, потому что я люблю и знаю эту работу. Если нам новый объект дают, наши службы ездят, смотрят, а потом все равно еду я и даю окончательное решение: где встать и каким образом сработать. И во время строительства стараюсь там побывать, потому что просто не могу работать из кабинета по телефону, я должна все видеть лично.

— И часто ездите?

— Сейчас пореже — раз в месяц, но когда объектов было много, я тоже везде успевала. Еще у меня сын работает исполнительным директором, он в последнее время чаще бывает на трассе.

— Про вас писали, что вы сами готовили еду сотрудникам 
в городках.

— Все было, и поваров учила, как лапшу делать, и щи варила на костре. Трест был как семья. Это сейчас нас несколько тысяч человек, встретишься и не знаешь, твой это работник или нет. И он порой тебя не узнает, а раньше мы все друг друга знали, и детей, и внуков. Раньше было жить и работать намного интересней, чем сейчас. Обидно, что сегодня многие идут на работу не потому, что им это нравится, мы шли именно поэтому — хотели трудиться.

— А вы такой настрой в компании стараетесь сохранить?

— Стараюсь: чтобы в Новый год были все вместе, детские утренники проводить на каждом городке, дарить детям подарки.

— У вас один сын?

— Один, ему 56 лет, и внуку 35 лет, еще двое правнуков.

— А как вы сына воспитывали?

— По-разному: и в интернате был, когда мы с мужем работали, и по телефонному звонку вставал в школу, брал из холодильника приготовленную еду. Все было — на трассе вместе с нами рос, внук тоже на трассе рос, но уже меньше.

— А внук тоже в тресте работает?

— Работает. Он еще мотогонки любит. Я ему говорю: «Хороший ты, Юра, честный, справедливый, ответственный, все у тебя есть, но не лидер».

— Значит, правнуки лидерами будут.

— Правнучка точно командиршей будет. Ей десять лет, а мы с ней справиться не можем: сказала свое — и будет твердить, пока так, как она хочет, не сделают.

— В вас пошла?

— Мне кажется, я не была такая вредная (смеется).