Олег Тиньков — РБК: «Если не создать конфликт, то это никому не нужно»

Читать в полной версии

 — Что может убить вашу прибыль? Мы разговаривали с аналитиком перед встречей, он сказал, что, если цена на нефть будет…

Олег Тиньков:  — О-о-о, началось.

— …если цена на нефть будет $30 в течение полугода, ваш банк тоже начнет генерировать убыток.

О.Т.:  — Нас хоронить начали с 2007 года. Мы привыкли, что нас хоронят. Не хочу даже комментировать: 30, не 30, когда мы там умрем. Умрем все вместе. Я прокомментировал бы так: мы умрем последними. Вы сейчас сидите в банке, у которого 5 млн клиентов. Я не вижу вот этих стенаний по поводу кризиса: средний оборот по карте растет, риски падают — у нас исторически низкие риски, у нас куча заявок, по полмиллиона заявок в месяц приходит на кредитную карту. Включаешь телевизор, открываешь газету РБК — все так страшно, хочется обмотаться саваном и на кладбище. Открываешь в своем компьютере утром отчеты — все прет, мы там кучу денег заработали в декабре, кучу денег заработали в ноябре. В январе еще не видели, но, наверное, тоже заработали.

— Вы говорили, что в декабре у вас был рекордный рост количества выданных карт. Коллекторская компания «Секвойя» в своем отчете отметила тенденцию: растет количество выданных кредитов, потому что людям не хватает до зарплаты. Есть вероятность, что эти кредиты — пирамида, которая обрушится вместе с вашим основным бизнесом?

Оливер Хьюз (председатель правления Тинькофф Банка): Я не понимаю, как Елена Докучаева в «Секвойе» видит на рынке рост количества взятых кредитов и их качество. Они же сидят в конце...

О.Т.:  — Они работают с отходами производства. Мы на фронте работаем, мы берем, потребляем, энергия вырабатывается, дивиденды получаем, а потом остаются отходы жизнедеятельности. Эти отходы мы передаем «Секвойе». Она с отходами может разбираться, как воняет и все такое. А говорить, как и что мы потребляем, я думаю, она не особо может.

O.Х.:  — У нас в декабре было 500 тыс. заявок на кредитные карты. Мы создаем этот спрос, то есть не то, что мы сидим в отделениях и ждем, пока кто-то придет. Мы говорим: в декабре мы хотим на выходе 109 тыс. карт. Для того чтобы было 109 тыс. карт, нам нужно умножить эту цифру примерно на пять. У нас очень консервативный подход к одобрению заявок. Соответственно, нам нужно где-то 500 тыс. заявок. Есть спрос, есть люди, хорошие заемщики, качественные, которые хотят получить наши кредитные карты. Раньше, года два-три назад, мы одобряли 35% заявок. Потом снизили достаточно резко эту долю в конце 2012 года. Снизили до 15–20%, и там и оставались в течение 2014–2015 годов. К чему я это рассказываю? Количество людей, у которых есть текущие просрочки или просрочки за последние 90 дней, большое количество кредитов, высокое соотношение задолженности к доходам растет, мы это видим. Но сейчас число одобрения заявок не очень меняется, оно стабильно. Если бы мы видели проблемы, о которых вы говорите, мы бы их не одобряли, мы бы их отсекли. Но мы держим число одобрения на одном уровне. Мы не видим этой проблемы. Как только мы ее увидим, это сразу будет заметно по нашей доле одобренных кредитов.

О.Т.:  — (Говорит в диктофон.) Скучно рассказываешь!

О.Х.:  — Ну вот так. Слава богу, что есть скучные люди в компании, которые этим занимаются. (Смеется, глядя на Тинькова.)

О.Т.:  — Другой вопрос, что кредитный бизнес — бизнес с огнем, и заниматься им надо очень аккуратно. Далеко отойдешь — холодно, близко подойдешь — сгоришь, как ряд банков, что мы наблюдали в последние годы. Кредитный бизнес очень сложный и математически, и технологически. Чтобы стоять на месте, нужно все время бежать... И кредитный бизнес — это вообще геморройный бизнес. Если говорить с нашим риск-директором, он такого расскажет, вы уйдете отсюда сразу в могилу. Люди в конце концов все не платят. Даже вы в конце концов будете в дефолте, если вам все время давать кредиты. Это наша human nature, мы существуем в этом бизнесе. Мы к этому привыкли, для нас это просто цифры, статистика.

— Как у вас сейчас строится соотношение процентных и комиссионных доходов?

О.Т.:  — У нас сильно растут комиссионные, правда с низкой базы. Наша сверхзадача — чтобы они сравнялись через пару лет. Для этого мы и хотим финансовый супермаркет запустить. А вообще сверх-сверхзадача, моя мечта как визионера, фаундера, знаете, как I’m the founder, bitch, — чтобы через пять лет Tinkoff.ru приносил 80% доходов и банк был лишь маленькой частью этого бизнеса. Tinkoff.ru — это будет компания, которая будет котироваться на Лондонской бирже, а банк — это будет маленькая история. Просто сделать spin-off, продать. Или просто подарить, например Грефу.

— Почему? Банки будут не нужны или это личная история Тинькофф Банка?

О.Т.:  — Потому что маржа больше в этих ситуациях и капитализация выше в новых продуктах, брокерской модели, онлайн-продуктах.

«Возможно, мы заработаем миллиарды, 
возможно — потеряем»

— Ваш новый проект — это то, что называется marketplace?

О.Т.:  — Marketplace это называется в Америке. В России мы долго искали название, но остановились на финансовом супермаркете, потому что оно людям должно быть понятно. Это все, что связано с финансами. Вот все: человек подумал о финансах и сразу пошел на Tinkoff.ru и все услуги там получил — все, подчеркиваю. Начиная от инвестиционных и брокерских, а также платежные, страховые сервисы.

— Чего ради люди пойдут на Tinkoff.ru? Они могут сами пойти в любой банк или сервис.

О.Т.:  — Почему «Яндекс.Маркет» популярен у определенной группы людей? Потому что они сравнивают. Ты не только получаешь все виды услуг в одном месте, но ты еще и сравниваешь, потому что мы будем предоставлять эту площадку для всех наших конкурентов-партнеров. Они будут выставлять свои продукты как на витрине. По сути, это базар. Представьте себе базар: мы говорим, что будем продавать лавки, они будут выставлять свой товар.

— Как у вас возникла эта идея?

О.Т.:  — Я думал об этом еще пять лет назад, что нужно все делать на Tinkoff.ru. И что рекламировать нужно Tinkoff.ru, не банк, а бренд. Безусловно, на нас повлиял бурный успех Amazon, который стал особенно заметен три года назад. Пять лет назад, когда идея мне в голову пришла, она не могла воплотиться. Мы помним, сколько было брокеров и онлайн, и офлайн, и они все рассыпались. Потому что для идеи важно, чтобы она была еще реализована в правильное время.

Тогда было очень рано, банки хотели конкурировать, они друг друга ненавидели и не делились никакой информацией, потому что был большой органический рост. Сейчас, когда этот рост остановился и конкуренция стала очень серьезной, встал вопрос получения клиента и получения прибыльности. И тут сразу все стали добрее. Раньше все пыжились друг перед другом, «ты кто вообще?». Сейчас все стало понятно, рынок устаканился. И теперь правильное время, чтобы делать брокеров.

— Вы будете брокером только для тех продуктов, которых у вас нет?

О.Х.:  — Не факт.

О.Т.:  — Мы специально будем продавать наших конкурентов, чтобы некоторые наши менеджеры наконец-то ж...й двигали. Например, страхование наше работает не так, как банк. Банк — реально звезда рынка, а страхование только раскачивается сейчас. Это во-первых. Во-вторых, я не исключаю, что мы покусимся на святая святых и в следующем году заведем кредитные карты и дебетовые карты наших основных конкурентов. И, конечно же, депозиты, то есть наш основной бизнес. Да, мы будем конкурировать, ничего страшного. Базар есть базар. Можно на нем и свою продукцию выставлять, но если она будет хуже, то ее никто не будет покупать.

— А в этой модели не будет конфликта интересов? То есть вы можете набрать партнеров, которые на вашем фоне выглядят похуже.

О.Т.:  — Они будут выглядеть, как они выглядят. Какая невеста, такая невеста, я ей морду не пририсую. Я отвечаю как есть: конечно же, это конфликт! Конечно же, это будет суперраздиралово и для сотрудников банка, и для наших [партнеров]. Но в этом-то и моя идея, чтобы создать конфликт. Потому что в этом конфликте и рождается что-то гениальное. Если я не создам конфликт, это никому не нужно. Этот конфликт — то, что меняет мир, а мы тут мир хотим менять, а не долю рынка захватывать.

О.Х.: — Мы, естественно, дискриминировать наших партнеров не будем. Тогда это не полетит, правда. Если будут одни условия для наших продуктов, а другие условия для наших партнеров, которые сидят в одной вертикали, то через полчаса все рухнет. Это не работает.

— Вы будете брать комиссию с клиента?

О.Т.: — Нет, мы берем комиссию с партнеров.

— А они захотят ее платить?

О.Т.:  — Если не захотят, мы не предоставим им ларек.

— Ну они скажут: а мы свой ларек сделаем.

О.Т.: — Ну пускай сделают. Это первый вариант ответа, который мы ожидаем. Они ларек делают, а мы базар строим. Потому что никто из финансистов — страховые компании и банки — вряд ли может с нами конкурировать с точки зрения умной покупки трафика и его конвертации. Можно залить деньгами «Яндекс», но одним контекстом, нанять всех этих Ашмановых, SMM-м этим заниматься — это все не то. Покупка трафика — это путь в никуда. Существуют более технологичные, умные вещи, мы работаем с элементами big data, у нас есть десятки аналитиков. Против лома нет приема.

— Бизнес-план у вас есть какой-то?

О.Т.:  — Честно говоря, нет. Какой бизнес-план? Мы же не «Уралсиб», это в «Уралсибе» финансовые супермаркеты создают, которых нет.

— То есть у вас нет планирования объема 
инвестиций?

О.Т.:  — У нас нет планирования. Раздать <...> всем менеджерам, чтобы побыстрее работали и сидели тут ночами, — вот и весь бизнес-план. Бизнес-планы — это от лукавого. Конечно, в голове у нас есть цифры.

— Какие?

О.Т.:  — Могу сказать одно: этот проект — огромный риск, и проект может не полететь. По большому счету мы запускаемся в конце этого года. Сейчас у нас начало процесса, мы начинаем тестировать. Это новая бизнес-линия, на данном этапе четких показателей мы перед собой не ставим. Возможно, мы заработаем миллиарды, возможно — потеряем и закроем проект. Это предпринимательский риск.

«Я как человек из 90-х считаю, что должна быть какая-то субординация»

— А можно рассмотреть эту модель, по сути, брокерского бизнеса на примере страхования? Ни одного брокера, сопоставимого по размеру со страховыми компаниями, до сих пор нет. То есть вы говорите: мы самый крупный брокер, мы предоставим вам лучшие тарифы крупнейших компаний?

O.Х.: — И самый лучший сервис с логистикой во всех городах России. Мы самый большой door-to-door логистический сервис в России.

О.Т.:  — Как вы думаете, сколько в день мы делаем встреч в России? Доставляем карты каждый день? Мы делаем 9 тыс., и это космос просто! Вы вдумайтесь в эту цифру: 9 тыс. встреч в день. А наш ближайший конкурент, не знаю — какой-нибудь Тачбанк, делает, наверное 300 или 100.

— Вы Тачбанк считаете своим ближайшим конкурентом?

О.Т.: — Ну, а кто? Они сейчас по телевизору рекламируются и тоже карты привозят, как и мы, их модель — привезти карту. Я в этот проект не очень верю. Но зачем об этом говорить? Я вот, например, в «Рокетбанк» тоже не очень верил, и я им искренне пытался помочь, это симпатичные ребята, такие хипстеры.

— Вы же их троллили скорее...

О.Т.:  — Я считаю, что, если бы не моя реклама, у них были бы показатели еще в два раза хуже. Так у них типа там 30 тыс. карточек активных, а было бы 10 тыс. Я им помог — бесплатно, по-отечески, но потом они стали зачем-то хамить. Это было очень странно, и меня троллить жестко, мне это как-то не очень понравилось, потому что я считаю, что, во-первых, это некрасиво, во-вторых, неуважительно.

Я как человек из 90-х считаю, что должна быть какая-то субординация, то есть я не могу, например, троллить или оскорблять [Михаила] Фридмана. Это невозможно, а я с ним одногодка, я с ним дружу и на ты разговариваю. Но как бы это другого уровня и масштаба личность. Так и я по сравнению с ними такой же Фридман. Они не могут со мной на ты говорить: «ты, там, м…к». Ну это невоспитанность какая-то.

И я подумал: как бы мне из этого выгоду извлечь? Я на встрече очередной с [Виктором] Лысенко [основатель «Рокетбанка»] сказал: иди в «Открытие», они все красивое, яркое любят и точно купят. А сам стал писать: я вас куплю за $1 млн. Вызвал этим реакцию Вадима Беляева [крупнейший акционер ФГ «Открытие»]. Он подумал, что раз Тиньков интересуется, дело стоящее. Я в этом смысле выступил Иваном Сусаниным, завел на живца не туда и дал их съесть. (Хохочет.) Пусть теперь мучается с ними.

— А чем теперь все кончится, как вы думаете?

О.Т.:  — Я думаю, что все эти так называемые фаундеры, как они писали там, в течение полугода все равно разбегутся. Потому что они не могут работать в структуре, где есть комплаенс, где письмо, прежде чем его повесить, написав чушь, надо у юристов проверить, и так далее. Просто огромная структура в виде «Открытия» их сожрет, в итоге они плюнут, кинут смузи в Беляева и уйдут.

— А что вам Вадим Беляев плохого сделал?

О.Т.:  — «Открытие» у нас людей много переманивает. Я считаю, это не кошерно. Я же не переманиваю никого у «Открытия». Есть какие-то принципы, я считаю, это неправильно.

«Будет болтанка пять-десять лет, я света в конце тоннеля не вижу»

— Российская банковская система сейчас не в лучшем состоянии.

О.Т.:  — Исторически в России привыкли деньги не зарабатывать, а воровать. На административном ресурсе, просто воровать, и т.д. Я думаю, здесь формула Парето работает: 20% зарабатывали, 80% воровали. Договаривались с тем, с этим, заносили что-то, мутили. Пришел кризис 2008 года, всем стало плохо, все рухнуло, и из этих 80% разорились 30%. Не только те, кто что-то мутил, решал и заносил, но и те, кто был настроен на вечный рост. Например, Сергей Полонский никому не заносил, ничего не делал такого, вел в принципе честный бизнес. Но Полонский, Ноготков и прочие — у них модель была построена на том, что завтра будет больше. А так жить нельзя.

Бах, отскок быстро произошел — это то, что их добило. Для меня это только хорошо. Мы всегда были в солидоле, крутили-вертели, ну в кризис нам стало хуже, мы больше работать стали. Бах, отскочило все, цена на нефть, 2009 год, 2010-й, отлегло. Они дальше стали — лето красное пропели, мы муравьи, а они стрекозы. Сейчас опять накрыло, в конце 2014 года, они думают: опять отскочит. А не отскакивает. Наоборот. Я вам скажу больше: это L-кризис, это не отскочит. Будет болтанка пять-десять лет, я света в конце тоннеля не вижу. И они стали все сливаться в понимании, что надо работать. А мы всегда рабочие были, муравьи. Так с муравьями ничего не случилось — «Магнит», там мы, «Альфа» — они же все-таки работают, за исключением нефтяных тем, в реальном бизнесе. Все, кто работает, что-то делает, у них все хорошо. А вот эта вся шелупонь, которая привыкла жить на административном ресурсе, воровстве, откатах, кредитах...

Банки почему сыплются? Они исторически в этой стране были созданы не для ведения бизнеса, а немного для других вещей. Первое — для кэптивного расчетно-кассового обслуживания. Есть завод, должен быть свой банк, платежи гонять, валютный контроль. Второе — конечно, имидж. Ну как, по-пацански: у Иван Иваныча есть банк, а у меня нет, ох...ли, что ли? Ну давайте, сколько там надо — вложились в капитал, наняли этого там, кого-нибудь из «Уралсиба».

— Что вам «Уралсиб» дался?

О.Т.:  — Это просто воплощение совка, на мой взгляд. Ну они там все через запятую. Я про «Уралсиб», который при [Николае] Цветкове, при [Владимире] Когане, не знаю (в ноябре 2015 года Владимир Коган приобрел 82% акций банка «Уралсиб». — РБК). Первый банк был создан «Русским стандартом» в 1999 году — первый банк с идеей зарабатывать на банковском бизнесе. Все, что было до «Русского стандарта», — это не были банки, созданные для того, чтобы зарабатывать деньги на банковском бизнесе. Розничному банковскому бизнесу 10 лет, он только начал развиваться. Поэтому они не могут перестроиться. А мы пришли сразу мало того что зарабатывать, так еще и в розницу, еще и узко — в кредитные карты. Как они могут с нами конкурировать? У нас уровень издержек такой, у них — такой.

— ЦБ лицензии отзывает массово. Вы как к этому относитесь?

О.Т.:  — Правильно делает. Я думаю, мало отзывает, надо больше.

— В прошлом году около 90 отозвал.

О.Т.:  — Мало. Я думаю, что в России реальных банков, ну 300. Из них совсем реальных — 100. Ну 300 — это цифра, которую я еще как-то вижу при моем воспаленном сознании. Но 800 я уже никак не вижу. То есть надо 500 отозвать, правильно? Меня всегда поражают люди, которые тащат деньги в эти банки. Я про Внешпромбанк или какой-нибудь «Интеркоммерц» (у обоих банков в 2016 году была отозвана лицензия. — РБК).

«Если пирожки плохие, к базару какие претензии?»

— «Интеркоммерц» у вас же в ипотечной платформе вообще-то (с мая 2015 года Тинькофф Банк запустил партнерскую программу по выдаче ипотеки).

О.Х.: — Был. И что? Это же не депозит, тут речи не идет о том, что деньги клиента зависли. А обязательства по ипотечному кредиту просто перейдут в другой банк.

— А если бы человек положил депозит в «Интеркоммерц» через Tinkoff.ru?

О.Х.:  — Он бы не положил: мы не предоставляем такие услуги через брокеров.

— Вопрос в том, несете ли вы ответственность за сервисы и продукты.

О.Т.:  — Это вообще отдельная тема, я писал в «Фейсбуке» (про «Инстабанк» и «Рокетбанк». — РБК), меня там зачморили. Зачем нести деньги в банк, про который понятно, что это не банк? Я писал: посмотрите, где они держат деньги? Военно-промышленный банк и «Интеркоммерц» (к этим банкам привязаны сервисы «Инстабанк» и «Рокетбанк». — РБК). Ну они там хипстеры, они меня не слушают. Тиньков же м...к, а они все умные.

— Но вы же столкнетесь с тем же самым, когда запустите свой сервис.

О.Т.: — Нет, потому что у нас другая модель. У нас люди откликаются на наш бренд и приходят к нам, но дальше мы их отдаем напрямую. Это white label, это не Tinkoff.ru. Это не как в «Рокете». В «Рокете» проблемы, на мой взгляд, заключались в том, что 90% не понимало, где они. Они думали, что «Рокетбанк» — это и есть банк. Я сказал тогда им: уберите слово «банк» из названия, не вводите людей в заблуждение. Мы не будем под брендом «Тинькофф Банк» выдавать какие-то продукты, только свои собственные.

— Но как же имиджевые потери? Люди будут думать: я пришел к Тинькову, ему верю, он крутой чувак. А потом оказывается, что он в каком-то непонятном банке.

О.Т.:  — Еще раз попытаюсь объяснить: вот у нас человек кликает на этот «Интеркоммерц» и понимает, что покупает продукт этого банка. И он осознанно идет в этот бренд, понимает, что берет в банке, который потом может разориться. Но слушайте, мы комплаенс всем банкам не можем делать. Естественно, с трешем работать не будем, у нас будут категории сужены. Естественно, не будем работать с какими-то мутными банками за пределами топ-100, во всяком случае я их не вижу.

О.Х.:  — Естественно, фильтрация будет на входе. Но это базар, как сказал Олег. Здесь пирожки, и вот пять продавцов пирожков. Мы сказали, что эти пять могут, еще пятьдесят — не могут.

О.Т.:  — Если пирожки плохие, к базару какие претензии? Вы же пирожки выбираете.

— Когда на базар идешь продавать мясо, ветконтроль проходишь.

О.Т.:  — Ветконтроль-то ты проходишь, но… Понятно, что мы поставим, там «Альфу», «Открытие», Промсвязьбанк. А кто гарантирует, что они не взорвутся? Никто не гарантирует. Я не вижу здесь никаких имиджевых потерь.

«Не будет пластиковых карт, будет телефон. Но нам-то какая угроза?»

— На последнем форуме в Давосе обсуждалось, что через 10 лет наличные умрут.

О.Т.:  — Это 100%. Просто я не знаю, сколько лет — 10, 8 или 12. Но логика мне подсказывает, что, как в свое время и золото исчезло, так и наличные исчезнут. Конечно, все будет электронное, тем более все будет в телефоне или каком-то другом гаджете, точнее — все будет в облаке. Но для этого прежде всего нужно полное покрытие интернетом, а до этого тоже еще далеко. Как только весь мир будет покрыт условным 3G, тут и не будет наличных. Сейчас вот едешь на Камчатку и думаешь: а хрен его знает, возьму-ка я с собой «котлету» [наличных], может, там нет интернета и карточку не берут.

— Но дело не только в возможностях: человек купил $100, положил под подушку, и они 
у него есть. А электронные деньги — 
какой-то человек нажмет кнопку, и денег у него больше нет.

О.Т.:  — Привыкнете. У нас раньше никто не хотел вводить карточку в интернете, а сейчас все вводят. Когда мы начали Тинькофф Банк, у нас платежи были 10%, а снятие наличных — 90%. Прошло девять лет, и все ровно наоборот. Раньше люди думали: да ну, на хрен, какую-то карточку куда-то там совать. Он заходил, в банкомате снимал и тут же платил наличными, хотя ему всего-то нужно было дать карточку. Но он этого не делал, потому что боялся. Так и вы — не будете бояться. Хотя скорее ваши дети не будут: посмотрите на детей — и все поймете.

— Вы в связи с этим интересуетесь модными темами — блокчейн, квазиденьги? Есть у вас биткоины?

О.Т.:  — Лично я нет. Компания у нас разрастается, может, кто-то и интересуется, а я про это не знаю. Лично я не интересуюсь, потому что я вообще в этом ничего не понимаю. Все про это говорят, все очень возбуждены этим. Но надо подождать. Сейчас столько стартапов, столько разговоров. Пусть они там разберутся, пусть сильнейший выживет. А потом мы посмотрим на эту технологию.

О.Х.:  — В нашем бизнесе блокчейн не очень применим. Это инвестбанкиры, клиринг, большие потоки денег туда-сюда, транзакционный бизнес и платежные системы. Для нас есть какие-то применения, мы о них думаем.

О.Т.:  — Очевидно, что не будет пластиковых карт. Будет телефон. Но какая нам угроза? Мы же средство. Люди же не перестанут пользоваться деньгами, платить и брать кредиты. Нам даже лучше: мы вместо того, чтобы посылать эту карту дурацкую с курьером, будем ее сразу заливать в телефон.

— Хорошая идея — открывать новые банки сейчас?

О.Т.:  — Я уже говорил про 80 и 20, про муравья и стрекозу. Если человек работает, то всегда хорошее время открывать. И сейчас хорошее. Можно ли открыть конкурента Тинькофф Банку? Конечно, можно. Вопрос в том, что на это нужно потратить время, деньги и голову включить. Проблема России заключается в том, что все хотят быстро, тяп-ляп. А быстро, как мы знаем, только чирьи садятся.

— Какой банк нужно открывать? «Русский стандарт» снял сливки с рынка потребительского кредитования, вы снимаете с сервиса.

О.Т.:  — Кредитный бизнес, он же вечен, он бесконечен. Растут новые клиенты. Нельзя сказать, что «Русский стандарт» снял, он снял марджины большие. Сейчас можно кредитовать не под 300, а под 30%, этого же тоже достаточно.

Меня больше интересует рынок страхования: вот там грядет революция. Нам нужно поменять 115-й закон об идентификации. Идентификация должна быть сквозная: зачем идентифицировать клиента, который уже идентифицирован Альфа-банком или Сбербанком? Когда это будет принято, то взорвет рынок финтеха. Полезут стартапы, будут какие-то креативные подходы. Транзакционный бизнес уйдет в околобанки и квазифинансовые организации.

— А брокерский бизнес по продаже ценных бумаг, который вы делаете с БКС?

О.Т.:  — Он медленно растет, поэтому мы так сами в него и не решились пойти. Все-таки у нас проникновение у людей инвестиций очень низкое. Потому что ставка по депозитам очень высокая. Для того чтобы бизнес взлетел, нужно, чтобы ставки были, как в Европе по депозитам, — 2–3%. Тогда этот бизнес расцветет. При ставках в 10–12% это бред.

— Вы покупаете акции российских компаний?

О.Т.:  — Никогда. Я вообще в жизни не купил ни одной акции, кроме своего собственного банка. Вообще, считаю, что я плохой инвестор. Я предприниматель, человек, который строит. Я как-то пытался, но всегда терял деньги, и у меня ничего не получалось. Этим нужно заниматься профессионально — с утра до вечера.

— Когда вырастут ваши бумаги? Хотя бы до цены размещения?

О.Т.:  — Хотя бы?! Когда мы размещались, нефть $120 была, санкций не было. Когда нефть вернется, санкции снимут, тогда можно будет об этом говорить. А пока мы в большой степени заложники макроэкономической ситуации.

— А нефть будет $120, по-вашему?

О.Т.:  — Не знаю. Я не думаю, что будет. Полезно, чтобы не было, чтобы мы пострадали чуть-чуть. В страданиях что-то хорошее родится.