Налоговые преступления: почему бизнес проиграл?
Порядок, существовавший почти три года, предусматривал, что до попадания к следователям СКР предпринимателя, обвиняемого в налоговом преступлении, должна была проверить налоговая инспекция – самостоятельно или с подачи МВД. У налоговиков и силовиков есть разница в понимании «уклонения от уплаты налогов», но реформа и была направлена на то, чтобы заставлять оперативные подразделения МВД сотрудничать с налоговыми инспекциями и документировать уклонение от уплаты налогов в период налоговой проверки. Оперативным уполномоченным и налоговым инспекторам приходилось работать профессиональнее, быстрее, лучше взаимодействовать.
И при самом худшем для предпринимателя варианте (когда ни на одной из стадий не удается доказать необоснованность претензий) тот мог быть уверен в последовательности действий: налоговая проверка, обжалование, процесс в арбитражном суде, требование об уплате налогов, передача материала в СК, возбуждение уголовного дела.
Теперь законопроект о возвращении к прежнему порядку принят в третьем чтении и вскоре, вероятно, станет законом. Что будет дальше? Стоит вспомнить, как выглядели такие уголовные дела до 2011 года. Оперативники МВД приходят на проверку в организацию, проверяют ряд контрагентов, считают часть сделок фиктивными. Затем специалисты ведомства высчитывают сумму неуплаченных налогов за любой период, в том числе за пределами трех последних лет, которыми ограничена налоговая проверка, и материал передается в СКР. Следователи запрашивают налоговую службу, получают, например, ответ, что проверки не было и нарушений не выявлялось, и возбуждают уголовное дело.
Впрочем, поскольку в МВД успело сильно уменьшиться число оперативников, занимающихся этими преступлениями, будущее, возможно, интереснее. Не исключено, что через год – со ссылкой на сложность новых схем уклонения от уплаты налогов – вновь начнут обсуждать создание финансовой полиции, специальных оперативников при СКР. В конце концов, все больше сложных экономических дел передается в СК, практики по ним мало.
Статистика силовых ведомств малоинформативна, но кое-что можно понять и из нее. В 2013 году налоговых преступлений они выявили 6 893, расследовали 4 699. Из них 3 269 расследовал СК, а 1342 – МВД (можно предположить, что это были случаи незаконного возмещения НДС, квалифицированные как мошенничество), ущерб по оконченным делам составил 76,6 млрд руб. Суды за тот же год рассмотрели дела в отношении 674 человек, обвиненных в «чисто» налоговых преступлениях: 449 осудили, 3 оправдали, дела в отношении 222 человек прекратили. За первые полгода 2014-го выявление преступлений немного подросло – 4008, расследовали меньше 2 117 (не все из них ушли в суд), ущерб по оконченным делам составил 25,9 млрд руб. Среди этих дел и крупные уклонения на сотни миллионов, и гораздо более мелкие дела, с трудом преодолевающие критерий «крупного размера» – 600 тыс. руб. для индивидуального предпринимателя и 2 млн руб. для юридического лица.
Эта статистика подсказывает ответы на два вопроса: почему бизнес не смог отстоять прежний порядок и кто больше всего от этого пострадает.
Для силовых структур бизнес виновен всегда. Есть распространенное мнение, что вести бизнес в России честно невозможно: оперативников, нацеленных на экономические преступления, так учат. Если не уклонялся от уплаты налогов, то участвовал в «распилах», если не отмывал деньги, то точно обналичивал, или хотя бы где-то кого-то обманул, так что на мошенничество потянет. Какие бы аргументы ни приводило бизнес-сообщество о фабрикации уголовных дел в отношении предпринимателей, в каждом конкретном случае следователям удается или доказать свою правоту, или хотя бы уговорить гипотетического проверяющего, решившего вступиться за конкретного предпринимателя, что «суд разберется».
А какие, собственно, примеры используются при лоббировании изменений законов? Можно предположить, что при этом никого не волнуют мелкие предприниматели. На уровне Главного следственного управления СКР в Москве расследуется несколько крупных, серьезных дел, возможно, с миллиардными суммами ущерба, где уклонение от уплаты налогов – лишь первый шаг, выводящий на целый ряд других составов. Вероятно, на примере таких дел и показывается масштаб проблемы, сложность применения уголовно-процессуального законодательства, необходимость изменений – и в том числе отказа от обязательности налоговой проверки. Решения принимаются, исходя из преступлений на миллиарды, а последствия достаются всем.
Пострадают от такого подхода как раз те самые остатки мелкого и среднего бизнеса, которые снова можно будет проверять без налоговиков. А о том, сколько таких проверок в масштабах страны не дойдет даже до регистрации сообщения о преступлении, можно только догадываться. В открытом доступе нет данных о том, сколько сообщений по налоговым преступлениям поступило в МВД и СКР и по скольким из них не были возбуждены дела. А ведь именно от таких проверок со стороны оперативников, многое не регистрировавших, и защищал предпринимателей порядок, действовавший последние три года.
В логике общего развития (или деградации?) государственного управления в стране происходящая контрреформа закономерна. Когда контролирующие органы не работают, на прокуратуру взваливается новая функция – заставлять их работать. Это порождает еще один виток регулирования. Когда предприниматели массово закрывают бизнес, причиной бюджетных проблем оказывается сложность возбуждения уголовных дел, а не отсутствие экономической деятельности, с которой платятся налоги. Поэтому не стоит удивляться, что УПК теперь регламентирует порядок действий сотрудников налоговой службы – устанавливает сроки и варианты ответа на запросы следователей. Возможно, новые УК и УПК, слухи о котором в последнее время оживились, просто урегулируют сразу все сферы российской жизни? Тогда можно было бы сэкономить на всем остальном госаппарате, возложив управление страной на силовиков.