Жизнь в убыток: как российские регионы учатся обходиться без экономики
Отчеты Минфина об успешном исполнении бюджета 2017 года соседствуют сейчас на страницах отечественной прессы с экспертными мнениями о проблемах, которые накапливаются в региональных финансах. Действительно, суммарный долг бюджетов субъектов Российской Федерации за последние пять лет вырос с 1,16 трлн до 2,14 трлн руб., или почти на 84%, а доходная база практически не увеличилась. Однако у регионов есть и иная проблема, которая поднимается экспертами куда реже, чем «бюджетная недостаточность».
Отрицательный результат
Любая экономика в конечном итоге ориентирована на получение прибыли. Эта цель как под копирку воспроизводится в типовом уставе любого российского предприятия (за исключением некоммерческих организаций). И она остается не только на бумаге: несмотря на низкий хозяйственный рост и прочие трудности, по итогам 2016 года суммарная прибыль российских коммерческих организаций составила 13,2 трлн руб. (против 11,2 трлн руб. годом раньше). При этом, что достаточно очевидно, дефицитность бюджета региона прямо не зависит от сальдированного финансового результата действующих на его территории предприятий: последний может быть положительным, но низкие доходы населения (а НДФЛ является одним из важнейших источником поступлений в региональную казну) вкупе с растущими расходами на социалку загоняют бюджет в минус. Однако столь же очевидно, что не может не вызывать беспокойства и удивления последовательная работа в убыток большинства предприятий и организаций на определенной территории, что в России, оказывается, тоже не редкость.
В конце прошлого года Росстат подвел детальные статистические итоги 2016 года, что позволяет взглянуть на экономику регионов с точки зрения их прибыльности. Оказывается, что за период с 2006 по 2016 год у 41 субъекта Российской Федерации, включая ликвидированные и присоединенные к другим, не было ни одного убыточного года (для сравнения: ни одного года с дефицитным бюджетом за то же время не случилось только у 13 регионов). Остальные демонстрировали смешанные результаты — но лишь 12 регионов заканчивали убытками более половины из этих лет (причем самая безрадостная картина наблюдалась в 2010–2015 годах).
При этом шесть субъектов, исключая как «нерепрезентативный» Крым, так и ликвидированный в 2007 году Эвенкийский автономный округ, не только показали отрицательный сальдированный финансовый результат (разницу между суммарной прибылью всех прибыльных предприятий и суммарным убытком всех убыточных) в определенные годы, но и сработали «в минус» в целом за все 11 лет.
Стоит заметить, что общая сумма убытков от деятельности хозяйствующих субъектов этих регионов составила 164,4 млрд руб., или всего 0,25% от суммарной прибыли всех предприятий и организаций России за тот же период. Эти убытки в два с лишним раза перекрывались прибылью, которую заработали компании одной только Москвы в самом сложном для столицы 2008 году (491,6 млрд руб.), а с тех пор сальдированный финансовый результат московских коммерческих организаций вырос в 9,2 раза, до 4,51 трлн руб. Но вопрос, на наш взгляд, не в том, насколько «незначительны» убытки проблемных регионов, а в том, насколько хроническими они стали.
Дотации не помогут
Работающая год от года в убыток «экономика» таковой в собственном смысле слова не является. В любом нормальном обществе, если выясняется, что та или иная деятельность приносит устойчивый отрицательный результат, ее попросту прекращают. Именно это объясняет тот факт, что в России никакие внешние вливания в виде дотаций и субсидий не изменяют ситуации в ряде регионов, а, скорее всего, только ухудшают ее, как кормление пациента через капельницу питательными растворами подавляет функции пищеварительной системы.
Список устойчиво убыточных регионов удивления не вызывает — это республики Северного Кавказа и Тува. Не вызывают удивления и «успехи» Чеченской Республики — восемь лет непрерывных убытков с 2009 года и более половины (почти 51%) из отрицательного результата всех убыточных регионов. Однако пример Чечни уникален другим. Если взглянуть на сальдированные финансовые результаты в республике по отдельным отраслям, то окажется, что прибыль приносит только финансовая деятельность, реклама и связь. В том числе в убыток работают нефтедобывающая отрасль (!), туризм, строительство и даже оптовая и розничная торговля, не говоря о промышленности (в которую включается распределение электроэнергии, газа и воды).
Главный вывод здесь в том, что проблема региональных диспаритетов в России не сводится к вопросу о перераспределении федеральных средств в рамках «выравнивания бюджетной обеспеченности». Ведь получателем бюджетных дотаций выступает вся региональная экономика в целом, и их использование не может не отражаться на ее состоянии. Более того, даже в отмеченных субъектах Федерации экономика вовсе не полностью огосударствлена; в той же Чечне работает 6,5 тыс. частных предприятий, а в Дагестане — более 23 тыс. Каким образом оказывается, что на протяжении десятка лет большинство из них стабильно демонстрируют убытки, но не прекращают своей деятельности? Значит ли это, что контролирующие органы вообще не действуют на этих территориях? И доколе «прибыльные» территории будут содержать не столько простых россиян, проживающих в не слишком успешных районах, сколько, судя по всему, «предпринимателей», которые вместе с чиновниками эксплуатируют выгоды убыточности и гарантируют стабильность такого состояния?
Неравномерность развития российских регионов не может не впечатлять: среднедушевые денежные доходы жителей Ненецкого АО и Ингушетии отличаются в пять раз; для сравнения — в США соответствующие показатели в Мэриленде превышают цифры в Миссисипи всего в 2,2 раза (см.: Selected Economic Characteristics 2010–2014, Washington (DC): U.S. Census Bureau, 2015). Соответственно, и масштабы бюджетных трансфертов остаются крайне высокими. Однако прежде чем говорить о них как о чем-то неизбежном, не следует ли задуматься о том, почему помощь федерального центра не мешает существовать в стране устойчиво «убыточным» территориям.