Кавказский путь: зачем Рамзану Кадырову скоростная магистраль в Грозный
Реакция федерального центра на предложение главы Чечни Рамзана Кадырова построить скоростную железнодорожную магистраль Краснодар — Грозный оказалась сдержанной: никто не против, но пресс-секретарь президента Дмитрий Песков назвал проект «визионерским», пояснив, что его коммерческую сторону еще надо просчитать. В условиях экономической неопределенности это вполне понятно. Но бонус, который может получить чеченский лидер от своего предложения, вряд ли зависит от готовности российского правительства срочно начинать реализацию проекта. Дело не в пиар-эффекте внутри Чечни — он вряд ли нужен Кадырову, а скорее в его желании сохранить статус политика, чье влияние выходит далеко за пределы республики.
Дорожный эффект
Магистраль предлагается провести через Майкоп, Нальчик и Владикавказ. «Логистические» выгоды Северного Кавказа от такой трассы касаются в первую очередь пассажиропотока, который сейчас в северокавказских республиках организован некомфортно для жителей. Прежде всего это касается доступа в местные аэропорты. Например, для жителей Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии основные «воздушные ворота» — аэропорт Минеральные Воды в Ставрополье, но путь туда на автотранспорте занимает 2–3 часа (по дороге из Кабардино-Балкарии — еще и с риском угодить в пробку возле пятигорских рынков). Жители Ингушетии из-за разницы в ценах на авиабилеты временами предпочитают летать из аэропорта Беслан в Северной Осетии, но путь в соседнюю республику лежит через блокпост, на котором, хотя его «пропускная способность» повысилась в последние годы, все еще случаются длительные очереди. Если скоростная железная дорога соединит все республики с основными северокавказскими аэропортами, о подобных проблемах авиапассажирам можно будет забыть.
Одновременно магистраль, даже если она будет строиться долго и небольшими «порциями», создаст такие рабочие места, которые наиболее желанны для части жителей Северного Кавказа. На олимпийские стройки в Сочи, например, из некоторых сельских районов Дагестана уезжали до трети мужчин в возрасте от 30 до 50 лет. С тех пор сопоставимых по масштабу предложений поблизости от дома нет. В Западной Сибири, бывшей одним из основных направлений трудовой миграции с Северного Кавказа последние лет 25, роста рабочих мест, на которые могут рассчитывать приезжие, сейчас не видно (наблюдения, не подкрепленные статистикой, говорят даже о начавшемся оттоке выходцев из Дагестана в другие регионы, например, этнических ногайцев — в Астраханскую область). На строительстве в Москве очень большая конкуренция. Так что если бы Кадыров пролоббировал в регионе большую стройку, это обеспечило бы ему благодарность многих.
К этому можно прибавить увеличение потока туристов на северокавказские горнолыжные курорты. Конечно, чтобы эти курорты могли реально конкурировать с Сочи за какой-то значительный сегмент туристов, в Приэльбрусье и Архызе потребуется решить массу других проблем, от инфраструктурных до ценовых. Но в любом случае возможность для туристов доехать на современном поезде до какой-то сравнительно близкой к этим курортам точки сыграла бы им в плюс.
Итак, привлекательность проекта для разных частей Северного Кавказа понятна. И она тем более важна для Кадырова, что с его реальным влиянием на Кавказе вне пределов Чечни дело обстоит весьма непросто.
Пути власти
Прежде всего это касается республик, непосредственно граничащих с Чечней — Дагестана и Ингушетии. В каждой из них имеются внутренние конфликты, где одна из сторон — оппонирующая республиканским властям — считается близкой главе Чечни. В Ингушетии это противостояние в местном исламе, где республиканский муфтият, на фоне многолетнего конфликта с главой региона Юнус-Беком Евкуровым, неоднократно указывал на понимание своей позиции в Грозном. В Дагестане это так пока и не завершившееся восстановление сельского Ауховского района, до депортации 1944 года населенного в основном чеченцами. Проблема запутанная, ни один глава Дагестана с 1990-х ее пока до конца не решил, но борцы за «чеченский» район неминуемо воспринимаются как имеющие поддержку в чеченском руководстве.
Все это, с одной стороны, обеспечивает официальному Грозному незримое присутствие в соседних регионах, но, с другой, лишает его там свободы маневра, покуда он, желая того или нет, ассоциируется с одной из сторон конфликта. К этому надо добавить, что в 2017 году на Северном Кавказе появился региональный лидер, сопоставимый с Кадыровым по уровню поддержки на федеральном уровне, — врио главы Дагестана Владимир Васильев, недавно заявивший о готовности баллотироваться в главы региона и тем самым развеявший слухи о временном характере своей командировки в республику. Масштабные зачистки среди дагестанских чиновников, начавшиеся через несколько месяцев после прихода Васильева, не оставляют сомнения, что его вес в глазах Кремля и доверие к нему выше, чем к предыдущим главам Дагестана, смотревшимся на фоне Кадырова политическими «карликами».
Поэтому усиление влияния в масштабах Северного Кавказа — задача для чеченского руководства на сегодня непростая, но необходимая. Ведь важен не только торг за изрядно сократившиеся федеральные финансовые ресурсы, но и обеспечение сильных позиций в российской элите на случай тех или иных политических изменений в будущем. Так что обращение к таким, пусть и виртуальным на данный момент, проектам, как общекавказская скоростная железная дорога, вполне объяснимо.
Однако нельзя не упомянуть и об одном риске. Если превратить Чечню в своего рода «транспортный хаб» межрегионального масштаба, то это укрепит деловые связи с соседями. А это значит, что внутренняя жизнь региона, особенности ведения там дел, урегулирования споров, взаимоотношения силовиков с региональной властью и с населением станут лучше видны «внешнему» миру. И какой это произведет имиджевый эффект — сказать трудно. С одной стороны, принято считать, что «твердую руку» на Кавказе ценят, с другой — уж очень мало стыкуются нынешние реалии Чечни с политической практикой, например, того же Дагестана, где, при всех изменениях «в верхах» и громких арестах, местное население не боится говорить о проблемах ЖКХ или недобросовестных силовиках, причем не только в соцсетях, но и на митингах.