Атлантические скрепы: на сколько НАТО переживет Дональда Трампа
«НАТО уникально. Никогда в истории не было ничего, подобного НАТО. И если мы его разрушим, то уже никогда не сможем воссоздать» — таким мнением на полях саммита НАТО в Брюсселе поделился уходящий на пенсию ветеран альянса Джеми Шеа, запомнившийся многим как пресс-секретарь блока, представлявший его во время операции в Югославии в 1999 году.
Уникальность НАТО означает, что мир за пределами западного блока справляется с обеспечением своей безопасности без такого механизма, и для Европы Трансатлантический союз — относительно удобная, но не единственно возможная гарантия спокойной жизни. Однако, чтобы попробовать какую-то другую архитектуру региональной безопасности, требуется либо фантастическая политическая смелость, либо экстремальные обстоятельства, которых большинство надеется избежать. В отсутствие этих предпосылок верх берет институциональная инерция. Накопления критической массы скептиков, которая развалила бы НАТО, в обозримом будущем ожидать не приходится. Необычный американский президент через несколько лет станет историей, а логика военно-политического союза Европы и Северной Америки сохранится и может стать, как уже случалось, не противоядием от конфликтов, а одной из предпосылок новых международных противоречий.
«Троллинг» союзников
Дональд Трамп видит в НАТО, который на протяжении длительного времени позиционировался как «сообщество ценностей», только очень несовершенный механизм распределения бремени оборонных расходов, который вынуждает Соединенные Штаты платить за других. Сам по себе вопрос об увеличении вклада европейских членов альянса в общее дело совершенно не нов, но настойчивость Трампа, организовавшего настоящий «троллинг» Германии за ее скупость, вывела обсуждение на новый уровень. Европейские союзники убеждают американского президента, что постепенное повышение расходов уже согласовано, он же настаивает на «немедленном» росте, который даже технически было бы сложно обеспечить и сделать осмысленным.
Реальные возможности Трампа в сфере внешней политики и безопасности существенным образом ограничены позицией конгресса, да и подавляющего большинства американской политической элиты. Резкие президентские высказывания не вызывают у них энтузиазма и даже побуждают к тайному или явному саботажу. Увлеченность Трампа стычками с внутриполитическими оппонентами, отсутствие у него навыка и желания детально разбираться в сложных темах, к которым относится деятельность международных организаций, помогают организовывать этот саботаж.
Во взаимодействии с европейскими союзниками, также убежденными, что Трамп не прав, американский внешнеполитический аппарат вполне успешно минимизирует его реальное воздействие на настоящее и будущее НАТО. Вполне достаточно умело подчеркнуть в итоговых документах саммита твердое намерение наращивать оборонные расходы и бороться с терроризмом, а затем вовремя обратить внимание президента на то, что его приоритеты получили должное отражение. При этом готовность больше тратить на оборону появилась в Европе задолго до Трампа, в контексте украинского кризиса, то есть начиная с 2014 года. В некоторых странах позиция американского лидера становится аргументом в руках противников роста оборонных расходов, которые начинают выступать как борцы с внешним давлением.
Сдерживание и мобильность
Словом-паразитом, проникающим во все западные документы, посвященные вопросам безопасности, остается resilience, что в этом контексте можно перевести как стойкость или стрессоустойчивость. Сейчас его обгоняет по частоте использования только хорошо известный со времен холодной войны термин deterrence (сдерживание), применяемый исключительно в отношении России. Сдерживание понимается как программа действий, призванная убедить Москву в том, что агрессия против НАТО — плохая идея. Аргумент об отсутствии у России подобных намерений отвергается с отсылкой к российской политике в ходе грузинского, украинского и сирийского кризисов. Более того, поскольку военным свойственно смотреть не столько на намерения, сколько на потенциалы, корректировки российской политики или просто длительное отсутствие новых конфликтов с российским участием не изменят центрального характера темы сдерживания России для НАТО.
Брюссельский саммит подтверждает сложившийся тренд. Необходимое взаимодействие с Россией видится главным образом как технические контакты, призванные предотвратить военные инциденты. Более продвинутое сотрудничество блокируется до тех пор, пока Россия не изменит своей политики, в первую очередь в зонах замороженных и тлеющих конфликтов на постсоветском пространстве. Не слишком ожидая подобных изменений, НАТО собирается наращивать военную мобильность — способность быстро перебрасывать войска на «восточный фронт», в случае если он появится.
Некоторой гарантией от чрезмерной активности блока вблизи российских границ остается принятый в мае 1997 года Основополагающий акт Россия — НАТО, в котором альянс обязался «в нынешних и обозримых условиях безопасности» воздержаться от «дополнительного постоянного размещения существенных боевых сил». Пока действия НАТО в странах Балтии и Польше можно считать не выходящими за эти рамки, а ряд стран, в частности Германия, выступает за сохранение действия Основополагающего акта и в будущем. В декларацию саммита тем не менее включено положение, по крайней мере частично отражающее позицию Польши, согласно которой Россия своей политикой уже нарушила акт 1997 года, изменив те самые «условия безопасности», при сохранении которых действовали обязательства НАТО.
На протяжении десятилетий раздражителем в отношениях России и НАТО остается вопрос о расширении альянса. Брюссель настаивает на проведении политики «открытых дверей», предполагающей возможность для любой европейской страны вступить в блок при соблюдении определенных условий. В контексте отношений с Россией это фактически означает, что в идеальном мире идеологов атлантизма вся западная и южная граница России от Мурманска до Дербента однажды стала бы границей альянса и потребовала бы удвоенных усилий по дальнейшему сдерживанию. При этом гипотетическое согласие России на уступки в зонах постсоветских конфликтов только приблизило бы такой сценарий. Связка упорного расширения с наращиванием сдерживания фактически стимулирует российское руководство сохранять сложившуюся внешнеполитическую линию.
Саммит в тени саммита
Сейчас западное политическое сообщество сотрясают слухи об уступках, которые Трамп сделает России во время саммита в Хельсинки — то ли вследствие твердого намерения разрушить западный консенсус, то ли по невежеству, поддавшись на уговоры опытного российского коллеги. Декларация саммита НАТО, а также параллельные действия американского конгресса, всеми силами подтверждающего и укрепляющего антироссийскую политику, были призваны подчеркнуть, что ни о каких уступках не может быть и речи.
На встрече с президентом Путиным Трамп, может, и не вспомнит о саммите альянса, но практическую политику Запада в среднесрочной перспективе определят скорее документы НАТО, а не импровизации эксцентричного президента США. В этом смысле важно, что при общем антироссийском уклоне декларация саммита включает темы, которые могли бы стать предметом российско-американского консенсуса. Это в первую очередь поддержание стратегической стабильности, то есть меры, направленные на предотвращение ядерного конфликта. Альянс поддержал сохранение основополагающих договоров в этой сфере и необходимость укрепления режима нераспространения. И в этой области в адрес России звучат упреки, но при желании обеих сторон существующие противоречия можно урегулировать. Важной остается тема предотвращения военных инцидентов. Взаимодействие России и Запада неоднократно оказывалось полезным в борьбе с терроризмом.
Ситуация, в которой стороны работают на сдерживание друг друга, но при этом сотрудничают в отдельных областях и даже приезжают друг к другу на футбол, не выглядит как оптимальная архитектура региональной безопасности. Но в политике двоемыслие не новость и вряд ли скоро исчезнет. НАТО и России не уйти от сосуществования.