Пришла повестка: как бизнес выбирает между двумя версиями госкапитализма

Читать в полной версии

Поиски денег на выполнение майского указа 2018 года стали своего рода «обнажением приема» российского государственного капитализма. «Делиться надо» не в рамках действующего законодательства, а тогда, когда попросит государство. Хотя в споре помощника президента Андрея Белоусова и второй стороны, представленной (так получилось) первым вице-премьером Антоном Силуановым, вроде бы возобладала позиция отказа от принуждения к «добровольным» выплатам, никто не отменил идею эпизодической «помощи» государству со стороны бизнеса. Наоборот, по сути, обе стороны выступили солидарно в пользу более активной помощи бизнеса государству, причем государство здесь выступает в роли, пользуясь термином Белоусова, «общественной повестки», которой надо «подставить плечо». Силуанов в огосударствлении самого поведения бизнеса пошел на самом деле еще дальше, сообщив, что государство «подскажет» предпринимателям объекты для инвестирования.

Раньше такие механизмы взаимодействия государства и зависящего от него бизнеса назывались социальной ответственностью и тоже предполагали добровольно-принудительный характер изъятия чрезмерных доходов в пользу бюджета или тех объектов, которые особенно дороги высокопоставленным сановникам. Теперь это явление получило новый псевдоним — «общественная повестка».

Понятно, что к обществу эта «повестка» не имеет никакого отношения. Денег нет, на фоне неудачно анонсированной пенсионной реформы неуместно просить население «держаться», — соответственно, нужны новые социальные программы. Отбирать ресурсы у военных и спецслужб политически неправильно, так что раскулачить надо олигархов.

Разумеется, российский крупный бизнес прекрасно понимает свою тесную связь с государством: пуповина так никогда и не была разрезана и только становилась все более прочной, чтобы не сказать окостеневшей. И если благосостояние крупных собственников и видных менеджеров зависит от их связей с государственной бюрократией, то и бюрократия в трудную для нее минуту, когда нужно найти деньги на покупку лояльности электората, на, как выразился Белоусов, «ближайший шестилетний цикл», вправе попросить у родственного бизнеса деньги. Но проблема в принципе в порочности такой логики.

Эта логика не принимает во внимание экономику. Она государствоцентрична. Все для государства, ничего помимо государства, все деньги — государству. Оно, самое умное, само решит, куда их потратить, а кому надо — подскажет объекты инвестирования, то есть, по сути, попросит отступные за привилегированное положение компаний на рынках. На встрече с Белоусовым не было ключевого министра — экономического развития. Но это и не сфера ответственности Максима Орешкина. Речь идет не о развитии, а о том, как изъять деньги из экономики, а потом их потратить так, как захочет государство, а не так, как экономике надо. Экономике вообще-то нужны простой налоговый режим, комфортная регулятивная среда, дружелюбный и не гангстерский контроль и надзор, условия для конкуренции. И, уж простите, государство, не изымающее в любой момент деньги и даже — что тоже важно! — не дающее их. Но для этого и экономика не должна быть огосударствлена до крайней степени.

Может быть, продразверстка и продналог в отношении олигархов экономически лучше, чем повышение НДС. А повышение НДС — менее болезненно, чем увеличение любых других налогов (есть и такие расчеты, достаточно убедительные). Однако ведь можно было бы ничего не повышать и не изымать, а дать больше свободы частному бизнесу, и не крупному, а мелкому и среднему, который, собственно, и делает экономику экономикой. В экономической системе, которая не сосредоточена на «решении государственных задач» или наполнении «общественной повестки», не надо было бы тратить столько государственных денег на социальную поддержку, и никакие майские указы в преимущественно частной, а не государственной экономике не понадобились бы. Много ли мы слышали об аналогах майских указов в экономике США или Швейцарии?

Сама встреча закончилась подменой понятий. Все осознавали, что речь идет об изъятии денег в пользу важных лично для президента социальных расходов. А на выходе сделали вид, что обсуждали оживление инвестиционной активности.

Есть еще и проблема прав собственности. Они относительны, и крупные игроки об этом знают. Наверное, всем памятна фраза Олега Дерипаски на этот счет, произнесенная в 2007 году. Можно сказать, что это очень старая модель: еще Гораций, получивший за заслуги в восхвалении императора виллу от своего патрона, Октавиана Августа, предпочел перед смертью ее вернуть, чтобы собственность не реквизировали уже после его кончины. Собственность у существенной части российского олигархата — она как государственная дача или вилла Горация: занимаешь «должность» крупного бизнесмена — все у тебя хорошо, «дача» при тебе; не справляешься с обязанностями, плохо делишься — тебя с «дачи» выселят, окажешься или ни с чем, или в тюрьме, или в вынужденной эмиграции.

Есть у этой истории и политический аспект. Андрей Белоусов, который в силу особенностей аппаратной комбинаторики не стал вице-премьером, впервые выступил как самостоятельный политический игрок, который может принудить серьезных и влиятельных бизнесменов к диалогу, а они не могут отказаться. Помощник президента показал, что он способен формировать «общественную повестку ближайшего шестилетнего цикла» и может сыграть на равных с первым вице-премьером Силуановым. Оба придерживаются госкапиталистических позиций, но заходят к решению проблем чуть с разных сторон. «Ни о каком заталкивании бизнеса в проекты речь не идет», — заметил Белоусов. Но сам бизнес прекрасным образом понял, что ему придется часто и помногу помогать государству. И помощник президента — одна из инстанций, которая вправе требовать дополнительных расходов в рамках «общественной» поддержки.

Характерно, что от решения вопроса, что лучше — просто отобрать деньги, придать им статус «инвестиций», «налогов» или «общественной повестки», самоустранился премьер-министр. Нельзя сказать, что это не царское дело. Был же президент вовлечен в эту тему, написав на первоначальном письме Белоусова «согласен». Премьера нет на поле принятия политических решений (а решение именно политическое), и «спортивная травма» — слабое оправдание. Однако проблема в том, что и глава государства самоустранился от дискуссии — практически так же, как и в случае с пенсионной реформой. В истории «Белоусов против металлургов и химиков» Владимир Путин остался наблюдателем, который не готов был подсказывать ходы ни одному из участников спора. Шахматная доска, за которой он наблюдал, осталась той же: все клетки на месте. Но правила игры — кто ходит и чья фигура сильнее — определялись в ходе спора самих игроков. Это ситуация, все чаще повторяющаяся в российской политической системе: конкуренция лоялистов за внимание патрона, при том что патрон не отдает предпочтение ни одной из сторон и даже не принимает окончательного решения. Они это делают сами. И отныне понимают, что им придется так поступать в аналогичных ситуациях все чаще, сопоставлять свои аппаратные веса (в данном случае кто весит больше — помощник президента или первый вице-премьер), добиваться компромисса или побед без участия арбитра. Значит, возможны появление новых влиятельных игроков, неожиданное обнаружение политических утяжелителей на ногах у тех, кто официально казался легкой фигурой, усиление конкуренции ведомств и персоналий.