Общее прошлое: как Российская империя управляла Кавказом
Знание своей истории — это не только вопрос образованности и культуры. Это еще и необходимый фундамент для создания общего будущего людей, живущих в одной стране. РБК совместно с Вольным историческим обществом продолжает цикл публикаций о главных событиях, ставших поворотными в нашей общей истории — истории России.
Кавказская линия: двигающаяся стена
В романе Алисы Ганиевой «Праздничная гора» исполняется заветная мечта русских националистов — Кавказ отделяют от России. Материальным воплощением этого отделения становится стена. Российская империя тоже использовала стену на своей южной окраине. Но только с ее помощью она не отделяла, а присоединяла Кавказ.
Кавказская линия — сеть крепостей, редутов, казачьих станиц, опоясывавшая почти весь Северный Кавказ по рекам Кубани, Малке и Тереку. Эта «стена» постоянно достраивалась новыми звеньями, проникавшими все глубже на территории традиционного проживания северокавказских народов. Российская империя возводила Кавказскую линию на протяжении XVIII — первой половины XIX века, вплоть до окончания Кавказской войны. Изобретя механизм поглощения незнакомых земель, российская элита наделила его способностью управлять ими.
Узлами управления обычно становились наиболее крупные крепости, входившие в структуру Кавказской линии. Крепостные начальники Моздока и Кизляра во второй половине XVIII века были важными политическими фигурами: вели переговоры с местным населением от имени российского престола, принимали в российское подданство.
Напротив Кавказской линии возвышалась (и продолжает возвышаться) «стена» повыше — Большой Кавказский хребет. В 1801 году, после вхождения Восточной Грузии в состав России, туда, на южную сторону хребта, переместился имперский центр власти на Кавказе. Тифлис (нынешний Тбилиси) на долгие годы стал столицей российского Кавказа.
Парадокс Кавказского наместничества
«Не судите о Кавказском крае как об отдельном царстве. Я желаю сливать его всеми возможными мерами с Россиею, чтобы все составляло одно целое» — так император Николай I определил цель имперской политики в отношении Кавказа, которая оставалась актуальной и для его царствующих наследников. Но как достичь этого слияния?
Попытка распространить на южной окраине действие общероссийских губернских законов и порядков привела к страшному конфузу. Реформа, едва проведенная в 1840–1841 годах, вызвала недовольство населения, лишенного привычных правовых устоев и традиций. Преобразования отменили, а вот их автора сенатора Павла Гана на Кавказе еще долго вспоминали как «сановника, накинувшего черную тень на все отрасли управления». Поиск оптимальной формы слияния Кавказа с Россией продолжился.
Следующей попыткой стало образование в 1845 году Кавказского наместничества — административного института, объединявшего всю территорию края (Северный Кавказ и Южный Кавказ или Закавказье). Кавказский наместник получил беспримерные служебные права и привилегии. Министры Российской империи были лишены возможности направлять деятельность своих ведомств на Кавказе: все нити управления находились в руках наместника. Его полновластие дополнялось правом прямого обращения к самодержцу в обход столичной бюрократии.
Первым эту завидную должность занял самый известный российский англоман и «системный» либерал граф Михаил Воронцов. Кроме формальных полномочий он пользовался и личным доверием Николая I, называвшего своего наместника «единственным человеком для Кавказа».
Исключительность положения Воронцова на Кавказе позволила русскому историку, литературоведу и издателю Петру Бартеневу сравнить власть наместника с могуществом екатерининского фаворита князя Григория Потемкина. Желание слить Кавказ с Россией привело к появлению территориального образования с небывалой самостоятельностью. В этом и заключается парадокс Кавказского наместничества.
Трудные времена: конец и новое начало
Кавказское наместничество было продуктом кризисной ситуации. Наместники занимались устройством вверенного им края, но главное — воевали с имаматом Шамиля, утверждая суверенитет державы «белого царя». Шамиль сложил оружие в 1859 году. Еще спустя пять лет было сломлено сопротивление адыгов Северо-Западного Кавказа. Наместничество обеспечило военную победу и долгожданное «замирение Кавказа».
Министры, уже давно стесненные в правах, заговорили об оправданности дальнейшего существования наместничества на Кавказе. Но пока дворец наместника в Тифлисе занимал член царской семьи — великий князь Михаил Николаевич, управлявший Кавказом в 1862–1881 годах, сомнения не выходили за пределы частных бесед.
Начало царствования Александра III совпало c перемещением Михаила Николаевича с Кавказа в столицу на должность председателя Государственного совета. Найти подходящую кандидатуру в наместники было нелегко. Слишком многое должно было сойтись в одном человеке: опытность, знание Кавказа, а важнее всего — доверительные отношения с императором. Переехать в Тифлис предложили военному министру Дмитрию Милютину, ранее возглавлявшему штаб Кавказской армии, но тот отказался. Судьба наместничества оказалась предрешена. Причинами его упразднения были названы завершение Кавказской войны, непомерные расходы казны на содержание наместничества и необходимость объединения Кавказа с «существующим строем остальной части России».
Властных наместников сменили слабосильные главноначальствующие, жаловавшиеся императору на отсутствие полномочий, денег и произвол министров. Эти начальники Кавказа не управляли им, а скорее сторожили неприкосновенность имперской гегемонии.
Застой в развитии обернулся недовольством населения. Местные чиновники отправляли в Петербург отчаянные послания, в которых уподобляли столь трудно завоеванный Кавказ бочке с порохом. Трудные времена вернулись.
Возвращение наместника
Ответом империи на очередной «кавказский» вызов стало восстановление наместничества. Случилось это в 1905 году. Главной заботой Иллариона Воронцова-Дашкова, который отправился наместничать в Тифлис, была борьба с пламенем Первой русской революции, охватившим южную окраину империи. Победы наместника сменялись неудачами. Особый резонанс имело ограбление кизлярского казначейства, лихо совершенное легендарным абреком Зелимханом средь бела дня 27 марта 1910 года. К этим привычным для наместника на Кавказе проблемам добавились критические стрелы прессы и давление со стороны депутатов Государственной думы. Они обвиняли Воронцова-Дашкова и близких ему чиновников в растрате денег и потакании революционерам.
Несмотря на все сложности, наместнику удалось восстановить полный контроль над ситуацией в 1913 году, когда лидеры кавказского абречества были истреблены. Продвинуться дальше, пойти по пути поступательного развития края Российской империи было не суждено. Первая мировая война превратила все обновительные планы в комплект благих пожеланий.
Печальным итогом звучат слова последнего кавказского наместника, великого князя Николая Николаевича, писавшего со смешанным чувством тревоги и удивления Николаю II в 1915 году: «…нельзя не признать, что за истекшие со времени присоединения Кавказа к Русской империи десятилетия было уделено чрезвычайно мало внимания этой богатейшей окраине…».
Управлять Кавказом оказалось едва ли не сложнее, чем присоединять его. Распространение новаторских для Кавказа общероссийских норм вызывало непонимание местного населения. Российская империя сделала ставку не на институты, а на лица. Это позволило владеть Кавказом, но не сделало его частью Российского государства.
Вольное историческое общество (ВИО) было создано в 2014 году, объединив историков и специалистов социальных и гуманитарных наук, которые считают необходимым утверждать стандарты профессионализма и беспристрастности в исторических исследованиях, способствовать соблюдению в историческом сообществе норм профессиональной этики, формировать экспертную среду, пользующуюся доверием у общества, распространять в обществе научные представления о прошлом и бороться с фальсификацией истории и манипулированием ею, в чьих бы интересах они ни производились, а также с попытками ограничения свободы научных исследований. За время своего существования ВИО организовало ряд просветительских и научных программ, круглых столов и мероприятий, связанных с изучением истории, а также защищало интересы профессионального исторического сообщества от угроз, в том числе связанных с решениями властей. Так, оно выступило в поддержку профессора МГИМО Андрея Зубова, уволенного за критику российской внешней политики в отношении Украины, против сворачивания международных контактов российских ученых по политическим мотивам, в частности депортации из Эстонии академика Валерия Тишкова, против принятого Государственной думой закона об ограничении свободы исследований истории Второй мировой войны. Общество поддержало академика Юрия Пивоварова, обвиненного в халатности в связи с пожаром в ИНИОНе, научный коллектив Херсонесского музея-заповедника в его конфликте с властями Севастополя, «Российский мемориал» и правозащитный центр «Мемориал». Критике со стороны ВИО подвергались высказывания министра культуры Владимира Мединского, который выступал за пропаганду мифов советского времени, а также заявил, что историки и архивисты должны заниматься «тем, за что государство им платит деньги, а не осваивать смежные профессии».