От коллективизма к атомизации: как мигранты влияют на демографию России
По данным МВД России, на начало 2019 года на миграционном учете в России состояли почти 16,5 млн иностранцев — более 10% населения страны. А есть еще миллионы нелегальных мигрантов. Несмотря на сокращение притока, в последние годы трудовая миграция остается важным фактором, влияющим не только на социально-экономическую, но и на демографическую ситуацию в России. Поэтому важно понимать, как будут вести себя трудовые мигранты, решившие связать свою судьбу с Россией. Наше исследование помогает ответить на этот вопрос.
Условия выбора
Ключевая проблема для исследователей мировых миграционных процессов касается социальных норм и практик, которым следуют мигранты в новой для себя стране. В какой мере эти нормы и практики вырабатываются под влиянием среды, а в какой отражают стандарты поведения, присутствующие на исторической родине?
Одна из важных сфер, в которых переселенческие сообщества могут либо сохранить самобытность, либо последовать трендам, преобладающим в стране переезда, — это демографическое поведение. Особенно уровень рождаемости.
Сегодня миграция часто идет из стран с высокой рождаемостью в страны, где рождаемость ниже. Это в полной мере относится и к миграции в Россию. Означает ли это, что контрасты сохранятся и в принимающей стране или рождаемость среди мигрантов будет снижаться, приближаясь к стандартам местного населения?
Ответить на этот вопрос важно не только для того, чтобы прогнозировать прирост численности проживающих в стране мигрантов. Если в какой-либо группе населения преобладает многодетность, это, как правило, означает жесткое распределение гендерных ролей в семье: женщины меньше работают за пределами домохозяйства, у них меньше шансов на получение образования. Кроме того, многодетные семьи сильнее зависят от материальной помощи родственников, то есть возрастает роль расширенной семьи. Поэтому контрасты по уровню рождаемости между мигрантами и коренным населением — это еще и контрасты в семейном укладе. Такие особенности должны учитываться при выработке государственной политики адаптации мигрантов.
Отклонения от ожидаемого
Мы исследовали в качестве примера миграцию из стран Средней Азии в Россию. Были две причины для выбора именно этого региона.
Во-первых, в мире до сих пор много исследовалась рождаемость среди мигрантов, рассчитывающих на получение различных пособий в принимающей стране. Но гораздо меньше — среди трудовых мигрантов, каковыми являются большинство приезжающих из Средней Азии. Во-вторых, режим пребывания в России выходцев из разных стран Средней Азии отличается. В 2015 году Киргизия вошла в состав Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Это дало ее гражданам определенные преимущества в доступе к медицинскому обслуживанию и школьному образованию в России, а также облегчило режим пребывания членов семей трудовых мигрантов. Можно было ожидать, что за почти четыре года эти меры приведут к повышению рождаемости среди трудовых мигрантов из Киргизии.
В основу исследования лег интернет-опрос женщин 18–39 лет, уроженок Киргизии и Таджикистана, проживающих на момент опроса в России и являющихся либо трудовыми мигрантами, либо членами их семей. Были опрошены около 600 женщин из каждой страны (опрос проведен сотрудниками РАНХиГС Евгением Варшавером, Константином Казениным, Екатериной Митрофановой, Анной Рочевой). Интернет-опрос, по-видимому, единственный способ охватить исследованием такое количество трудовых мигрантов. Провести личные интервью было трудно из-за большой рассредоточенности этой категории населения по России, а также культурных факторов, из-за которых можно было ожидать значительного числа отказов от личного общения с интервьюерами. К собранным онлайновым методом анкетам были применены стандартные методы отсева фейковых респондентов.
По крайней мере три результата опроса оказались неожиданными и важными.
Во-первых, оказалось, что рождаемость выше как раз у работающих женщин из Киргизии и Таджикистана. На основе исследований рождаемости, проведенных в самых разных странах мира, в том числе и среди мигрантов, ожидалась противоположная связь: неработающие женщины обычно имеют больше детей, так как у них есть время для их воспитания и меньше альтернативных материнству жизненных траекторий.
Во-вторых, выяснилось, что рождаемость не зависит от прочности связей с выходцами из родной страны. Здесь тоже возникло противоречие с ожиданиями: как правило, чем сильнее женщина или ее семья погружена в сообщество соотечественников, тем выше вероятность, что по числу детей и возрасту деторождений она будет следовать образцам, преобладающим на ее родине.
В нашей выборке были представлены самые разные ситуации: некоторые респондентки контактировали почти исключительно с соотечественниками, другие — в основном с россиянами. Однако для рождаемости эти различия оказались неважны.
Видимо, принимая решение о рождении ребенка в России, супруги — трудовые мигранты в основном ориентируются на собственную экономическую устойчивость в новой для себя стране, а не на поддержку неких коллективистских структур. В этой ситуации наличие работы не только у отца, но и у матери является важным фактором для увеличения семьи. Вопреки представлениям об общинном, традиционном характере сообществ трудовых мигрантов из Средней Азии наблюдается скорее атомизация семей, ориентация родителей исключительно на собственные материальные возможности. Это означает, что чем лучше окажется положение трудовых мигрантов, в том числе женщин, на российском рынке труда, тем выше у них будет рождаемость.
Наконец, третий довольно неожиданный результат состоял в том, что между выходцами из Киргизии (страны ЕАЭС) и Таджикистана (страны, не входящей в ЕАЭС) нет значимых различий с точки зрения рождаемости. Проведение интервью с трудовыми мигрантами за пределами количественного опроса, а также анализ СМИ и социальных сетей показали, что в реальности выходцы из Киргизии, скорее всего, пока не почувствовали в полной мере преимуществ ЕАЭС.
На практике многие страховые компании отказываются предоставлять полисы ОМС членам семей трудовых мигрантов из стран ЕАЭС или существенно затрудняют процесс. Похожая ситуация складывается и с другими законодательно закрепленными за гражданами стран союза преимуществами.
Таким образом, на примере семейных практик трудовых мигрантов можно говорить, что социальный эффект от введения особого режима пребывания в России граждан стран ЕАЭС пока не виден. И дело не только в том, что этот режим действует не так долго, но и в очевидных проблемах его практической реализации.
Традиционализм или интеграция?
Демографическое поведение мигрантов в сегодняшнем мире изучается не только для того, чтобы дать прикладные рекомендации власти по миграционной политике. Современная миграция — это часто переход из одного культурного контекста в другой, и то, в какой мере переселенцы воспринимают этот новый культурный контекст, хорошо видно именно по их семейному укладу.
Проведенное исследование показывает, что сохранение жестких гендерных противопоставлений, опора на родственные связи и установка на обязательную многодетность — это не единственный сценарий для переселенцев из традиционалистских стран и регионов. Существует альтернативный вариант, включающий опору супругов преимущественно на свои собственные силы в воспитании детей, а также рационализацию подхода к желаемому количеству детей. Однако говорить, какой сценарий возобладает в будущем, сегодня сложно: это зависит и от государственной политики по адаптации мигрантов, и от процессов внутри самих переселенческих сообществ.