«Мы не ходим за инвесторами»
Вице-премьер и полпред президента в Дальневосточном округе Юрий Трутнев считает, что вкладывать деньги в регион должны прежде всего частные инвесторы. А его задача — помогать им это делать.
За два года работы на Дальнем Востоке Трутнев пришел к парадоксальному выводу. С одной стороны, мало кто из российских кредиторов и бизнесменов представляет себе потенциал восточной территории. С другой — инвестиционных проектов там много: команда вице-премьера нашла уже более 200. У государства есть федеральная целевая программа и Фонд развития Дальнего Востока. Но на такое количество проектов никаких денег не хватит, поэтому Трутнев придумал территории опережающего развития (ТОР). Регион определяет площадку для привлечения бизнеса и защищает ее перед федеральным правительством. Инвесторы в ТОР получают льготы и единое окно для общения с государством. Сейчас таких ТОР утверждено три, на подходе еще шесть.
«Мы не выбираем ни бизнесы, ни регионы»
— В четверг открывается Восточный экономический форум, на котором вы обещали представить более 200 инвестиционных проектов. Сколько ожидается инвестиций?
— Я даже боюсь тех цифр, которые в этом случае надо называть. У нас только по якорным проектам ТОР и по инвестиционным проектам, которые мы поддерживаем за счет федеральной целевой программы, набегает около 470 млрд руб. Примерно такой же объем инвестиций приходится на упомянутые вами 200 проектов. Цифры большие, но, мне кажется, сейчас не надо поддаваться магии цифр, а надо все это сделать, чтобы это стало реальностью.
У нас уже готово девять ТОР. Три из них прошли утверждение на правительстве, по остальным внесены документы в правительство. Естественно, все они обеспечены финансированием. Что такое ТОР? Прежде всего — одно окно для бизнеса в общении с государством. Он в одной инстанции, в управляющей компании, должен получить и землю, и все необходимые разрешения, и налоговые преференции. Нам надо тоже этот процесс отладить. Поэтому мы сейчас, скорее всего, не будем сильно спешить с созданием следующих ТОР. В этом году их будет еще, может быть, три-пять, но не 20.
— По какому принципу будут выбираться регионы для ТОР?
— Мы не выбираем ни бизнесы, ни регионы. Готов [регион] — пожалуйста, выходи на комиссию, доказывай, и если все в полном порядке, значит, двигаемся дальше.
— У иностранцев интерес есть?
— В большей части ТОР — в шести из девяти — есть иностранные инвестиции. Чаще всего они связаны с производством строительных материалов. Инвесторы, очевидно, считают, что Дальний Восток будет строиться, я тоже так надеюсь. Поэтому говорим о производстве битума, строительных конструкций, цемента.
Есть более сложные задачи, связанные с обеспечением рыночного финансирования крупных инфраструктурных проектов. Не как обычно из бюджета попросить, а все-таки создать структуру, проекты в той форме, в которой они сами могут привлечь рыночное финансирование. Это касается прежде всего коридоров «Приморье 1 и 2» [для транзита грузов из северо-восточных провинций КНР к портам Владивостока и Находки], там есть еще кольцевая дорога вокруг Владивостока. Вот этим всем в ближайшие годы нужно будет заняться.
— «Приморье 1 и 2» заявляются как продолжение Шелкового пути. Совершенно непонятно, насколько это будет выгодно Китаю, да и строить все будем мы.
— Шелковый путь — это ведь идея, а не программа, в которой написано, что дорога отсюда досюда. Несомненно, нашу приграничную инфраструктуру можно рассматривать как часть общей работы по интеграции евроазиатского пространства. Наши интересы сегодня такие: нам нужны эти коридоры, более того, мы уверены, что это востребовано и нашим китайским соседом.
— Другой проект — свободный порт Владивосток. Какая у него будет специализация?
— Развитие портового хозяйства, услуги практически по всей цепочке. В эту программу вошло 15 муниципалитетов. По всей цепочке портов, которые уже сегодня вошли в оболочку свободного порта Владивосток, интерес к этой работе есть, компании готовятся. Нам надо до конца завершить работу по созданию нормативной базы и создать управляющую компанию. И я уверен, что в этом году паровоз под названием «свободный порт Владивосток» поедет.
— Кто уже готов стать резидентом?
— Практически все компании, связанные с портовыми услугами.
— Только российские?
— Пока российские. Надо честно сказать, что у нас большая часть предпринимателей не очень хорошо понимают, что на Дальнем Востоке происходит. Я со многими встречаюсь, и фактически никто не отличает механизм поддержки инвестиционных проектов от ТОР. Это, наверное, и наша вина, видимо, мы работаем быстрее, чем объясняем.
«У нас проблема не только с космодромом, но и с гостиницами и океанариумом»
— Недавно помощник президента Андрей Белоусов сказал, что пора бы уже деньги бюджета экономить. Ведется какая-то работа на вашем уровне по поиску альтернативы государственному финансированию?
— Использование бюджетных денег должно проводиться в минимально возможных размерах. Мы начали работу по развитию Дальнего Востока с выделенной на ближайшие три года цифрой 42 млрд руб. Это немалые деньги, но если их рассмотреть в приложении к почти трети территории России, то на три года это не деньги вообще. Тем не менее они были совершенно необходимы для того, чтобы создать катализатор для идущих экономических процессов, чтобы выстроить правильные оболочки, сформировать правильные инструменты. Это механизм запуска. Но без мультипликатора, без привлечения частных инвестиций развитие совершенно невозможно. Если проект не выстроен, то стоять с протянутой рукой и просить деньги из других источников, мне кажется, у тебя просто нет права. Поэтому все, что мы строим, мы строим прежде всего в расчете на масштабное привлечение частных инвестиций.
— Фонд по развитию Дальнего Востока: возможен ли перевод его из-под контроля ВЭБа под контроль Минвостокразвития?
— Где находится Фонд по развитию Дальнего Востока — в ВЭБе или под эгидой министерства — на мой взгляд, абсолютно все равно. Мы рассматривали оба варианта, потому что нам надо было быстро запустить фонд — это вопрос имиджевый, если мы пришли и фонд все еще не работает, тогда возникает вопрос: а мы как сами работаем?
Поэтому я руководству фонда сказал: «Коллеги, у вас текущий 2015 год, форум впереди. Первое — вы обязаны на форуме выйти с проектами, уже принятыми к финансированию. Второе — до конца года вы должны направить на Дальний Восток половину капитала. Если это выполняется, мы вам жмем руку и двигаемся вместе дальше. Если это не выполняется, тогда нам надо менять руководство Фонда по развитию Дальнего Востока и принимать какие-то хирургические решения». Но думаю, что мы без этого обойдемся. Мы уже рассматривали на правительственной комиссии три проекта: золотодобыча на Камчатке, мусоропереработка на Сахалине и мост через Амур. Решение принято, сейчас должен состояться совет фонда.
— Когда будет достроен космодром Восточный и почему там так тормозится процесс?
— Нужно полностью перестроить строительную отрасль Дальнего Востока. У нас проблема не только с космодромом, но и с гостиницами и океанариумом. И вообще с большинством крупных строек, которые идут на Дальнем Востоке. Рынок деформирован, если не сказать разрушен. Большая заслуга в этом принадлежит предыдущему руководству Спецстроя. Почему-то большую часть работ выполняли они, конкуренция была убита, компаний нет, рынка нет. А как выполняла свои функции эта организация, это все в газетах читали.
Отрасль сейчас надо просто восстанавливать, создавать. У нас сейчас начинается очень большая работа по созданию инфраструктуры по ТОР. А строить кто будет? Для нас абсолютно недопустимо, чтобы мы начали этот процесс, и у нас получилось что-нибудь а-ля те объекты, которые я перечислил: что стройка встала, а деньги украли. Этого допустить невозможно.
Тогда возникает вопрос: а на кого положиться, а как создать конкурентный рынок строительных организаций, чтобы люди действительно работали, была конкуренция за большую эффективность, ответственность, за лучшее качество? Поэтому я говорил уже с министром строительства, это не только моя, а наша общая задача — реанимировать строительный рынок. И тогда, наверное, появятся ответы и на вопрос, связанный с космодромом Восточный, и на все остальные. Это одна из самых запущенных отраслей на Дальнем Востоке.
«Мы с руководителем «Роснефти» периодически эти вопросы обсуждаем»
— У вас есть проект Восточно-Сибирской нефтехимической компании (ВНХК, дальневосточный НПЗ «Роснефти»). «Роснефть» изначально рассчитывала на средства из Фонда национального благосостояния (ФНБ)...
— Если говорить о моем частном мнении, то оно очень простое. Я считаю, что деньги из ФНБ использовать на развитие экономики страны можно, но при этом гарантии возвратности этих средств должны быть 100%. Поэтому все проекты должны быть качественно подготовлены. Но в этом случае критерием является: а можно ли в них привлечь другие деньги? То есть если проект подготовлен так, что в него можно привлечь хоть займы банков, хоть средства ФНБ, то есть о чем говорить. Если только бюджет и ФНБ, значит, он до конца не построен. Надо тщательнее и правильнее готовить проекты, привлекать деньги с рынка. При этом возможности наших соседей, стран Азиатско-Тихоокеанского региона, в этом отношении фундаментальные, денег там много. И потребности в их размещении есть: деньги — это ведь не только привилегии, вот они есть, их же еще надо размещать, чтобы они не обесценились.
— Есть проекты «Газпрома», который вместе с «Сибуром» строит Амурский ГПЗ. Правильно я понимаю, что это первый проект в ТОР такого масштаба, или есть более масштабные?
— У нас ВНХК больше, конечно, но она пока не внесена как проект.
— А из федеральной программы по Дальнему Востоку на ВНХК есть средства?
— Для нас сейчас ограничением является скорее создание системы управления, чем деньги, — это первое. Второе: у нас конкурентный процесс. Когда мы его запускали, то находились под гипнозом общих заявлений банков, которые говорили, что на Дальнем Востоке вкладывать не во что. Но когда начали работать, то прошерстили около 400 инвестпредложений и убедились в том, что проектов здесь достаточно. Поэтому мы сейчас несколько сменили позицию, мы не ходим за инвесторами и не говорим: «Дяденьки, уважаемые, что бы вам такое сделать хорошее, чтобы вы быстрее проект собрали?» Мы говорим: «Коллеги, у нас достаточное количество уважаемых людей, которые хотят, чтобы мы поддержали их инвестиционные проекты на Дальнем Востоке. Как только вы готовы — приходите, не готовы — продолжайте работать на доброе здоровье; у нас есть чем заниматься».
— Какие налоговые льготы может получить ВНХК в ТОР?
— Те же, что и любой другой проект — льготы по налогу на прибыль, имущество, землю.
— Я правильно понимаю, что это только завод, или его ресурсная база в виде месторождений нефти в сопредельных регионах тоже попадает?
— Это уже вопрос обсуждения. Нам важно, чтобы проект начал работать. Если люди придут и скажут: «Мы готовы» — тогда мы начнем обсуждать, что входит в оболочку ТОР, какая территория необходима, тогда уже есть тема для обсуждения. Но не наоборот. Мы с руководителем «Роснефти» периодически эти вопросы обсуждаем. Мы ему сразу сказали: это будет проект ТОР. Там есть свои технологические вопросы, которые необходимо компании решить до того, как принять решение о реализации проекта.
«Я уже не министр природных ресурсов, причем достаточно давно»
— Есть иностранные инвесторы, например американская Exxon. Они судятся по налогам с Россией...
— Я переговорами с Exxon точно не занимаюсь. Что касается позиции, мне кажется, что она, как и другие иностранные компании, которые зашли на территорию России в рамках соглашения о разделе продукции [СРП], — она зашла в крайне льготном режиме. Как люди, которые отвечают за свои слова, мы продолжаем вести ту же политику, сохраняем те же налоговые режимы. Мне кажется, что с той стороны это тоже должны оценить и должны понимать, что им просто повезло, что они получили эти условия очень давно и в очень удобной форме. Мы же знаем, как списывались затраты в рамках соглашений о разделе продукции... Очень не хочется возвращаться ко всем этим темам, но они же существуют.
— Есть идея расширить существующие СРП, например строить третью очередь СПГ-завода «Сахалин-2» и включить туда еще Южно-Киринское месторождение. Как вы к этому относитесь?
— Я уже не министр природных ресурсов, причем достаточно давно, поэтому могу говорить только о своем мнении. А оно очень простое. В России есть система налогообложения, она есть для всех граждан. Есть преференции, которые мы создаем на каких-то ответственных участках. Что касается нефтедобычи, то это точно не самый низкорентабельный бизнес. Он хорошо живет в существующей системе налогообложения, и делать несколько шагов назад, возвращаться к рамкам режима СРП несколько странно. Это точно потери для бюджета России.
— Разработка арктического шельфа считается стратегической задачей. Однако из-за ситуации с ценами на нефть и санкциями нефтяники замораживают свои проекты на шельфе. В нынешних экономических условиях надо продолжать разрабатывать шельф?
— Как только мы говорим, что рыночными процессами руководят рыночные условия, то все становится на места. На шельф есть инвесторы, значит, шельф надо разрабатывать. Если инвесторов нет, то мы можем в этом случае рассмотреть какие-то преференциальные условия, поддержку, и ничего более.
— Но если инвесторы — негосударственные компании, которые очень хотят туда?
— Я считаю, что частные российские компании могли бы участвовать в этих работах, если при сегодняшних ценах на нефть это участие будет для них рентабельно.
— Контракт с Exxon по газификации Хабаровского края с месторождений «Сахалина-1» кончается в 2025 году. Откуда будете брать газ для региона?
— Что касается газоснабжения Хабаровского края, мне кажется, что эту проблему надо решить в ходе переговоров с компанией как раз в рамках СРП. Соглашение крайне льготное, компаниям предоставлен очень благоприятный режим работы на территории России, они ничего не платили, пока не было произведено полной компенсации их затрат. Поэтому они должны как-то сохранять режим доброжелательности со страной, с населением — думать о том, что люди в Хабаровском крае должны получать газ по нормальным ценам. Тем более что там речь идет не о тех объемах, которые бы как-то отразились на деятельности компании. Да там и газ больше, по-моему, особо некуда утилизировать.
— «Роснефть» хочет купить у «Газпрома» как минимум 2,5 млрд куб. м газа Сахалина для нужд завода «Дальневосточный СПГ» по внутренней цене. А «Газпром» говорит, что этот газ нужен самой монополии для нужд сопредельных регионов. Как, по-вашему, можно разрешить этот спор?
— Что касается проблем в выделении газа «Газпромом» для реализации проекта ВНХК, мне кажется, что это как раз один из факторов, которые тормозят начало реализации проекта. Я надеюсь, что компании договорятся.
«Те, кто нам помогает, таких людей много, мы им благодарны»
— Сейчас происходят кадровые рокировки в госкомпаниях: Владимир Якунин ушел, например. На Дальний Восток не хотели бы никого из действующих чиновников и руководителей компаний забрать?
— Во-первых, что касается службы в государственных органах и работы в государственных компаниях — к этому нельзя относиться как к чему-то вечному, как к какой-то индульгенции ныне и присно. Во-вторых, я уверен в том, что обновление, свежая кровь всегда повышает эффективность. Это абсолютно нормально. Человек, который реально осуществлял большую работу в государственной компании, в органах исполнительной власти, если он квалифицированный, то никаких проблем с нахождением новой работы у него быть не может.
А к Владимиру Ивановичу я отношусь с уважением. При том что у нас были сложные производственные отношения, вы знаете, что мы довольно сильно сталкивались по вопросам, связанным с эффективностью и модернизацией БАМа с Транссибом. Но в целом я отношусь к нему хорошо.
А те, с кем у меня есть пересечения, делятся на две категории. Поскольку я все-таки 20 лет жизни провел на татами, то у меня все, кто попадают непосредственно в мое поле деятельности, они черно-белые: делятся на друзей и недругов. Те, кто нам помогает, таких людей много, мы им благодарны, стараемся их тоже поддержать по мере возможности. Люди, которые нас поддерживать не хотят, тоже есть. По причинам, о которых мы только догадываемся, потому что никто же не говорит, что он против национального приоритета. В отношении таких людей иногда я жалею, что дуэли запрещены.