Норма жестокости

Читать в полной версии

Когда об убийстве Ирины Кабановой еще не было известно, желание найти ее сплотило множество людей — и женщин, и мужчин. Но когда выяснилось, что журналистку, вероятно, убил ее же муж, на митинги никто не вышел. Сегодня сложно представить, как в России на улицы выходят тысячи женщин после того, как в СМИ появляются сообщения о вопиющем факте насилия в отношении представительницы слабого пола (как это было, например, в декабре в Индии). Уровень насилия в нашем обществе настолько высок, что стал своеобразным «информационным фоном», над которым не принято задумываться.

Проблема насилия в отношении женщин — как и насилия в отношении любой социальной группы — существует вне зависимости от уровня развития общества в той или иной стране. Вопрос в том, как общество осознает эту проблему. Уровень понимания может быть очень разным. И если в ряде стран проблема насилия в отношении женщин, инвалидов, престарелых людей и других уязвимых социальных групп обсуждается широко и открыто, существуют различные государственные программы под­держки, то в России все далеко не так однозначно.

Равенство в правах мужчины и женщины закреплено в отече­ственной Конституции — в статье 19. В Уголовном кодексе России, в особенной части о сексуальной неприкосновенности личности, нет гендерной дифференциации: к ней может обращаться как потерпевшая женщина, так и потерпевший мужчина. Однако, исходя из моей практики, в немалой части нашего общества сохраняется понимание, что, например, если муж насилует жену — это уже не изнасилование. Что жена обязана оказывать мужу сексуальные услуги вне зависимости от ее желания. И если жена при таких обстоятельствах хочет защищать свои права, это считается нарушением других, уже негласных законов общества.

Законы — это опыт, с которым живут люди. В России этот опыт печален. Согласно статистике, около 14 тыс. женщин страны погибают ежегодно от рук мужей или партнеров, ежегодно 16 тыс. человек попадают в тюрьму за убийство в результате бытовой ссоры. В подавляющем большинстве случаев, если убийство мужа на бытовой почве совершает женщина, этому предшествует порядка 5—10 лет домашнего насилия со стороны мужа в ее отношении. В целом по уровню насилия Россия занимает лидирующие позиции в мире. Некоторые депутаты открыто говорят, что стоит вновь ввести порку как средство для воспитания детей — хотя это однозначно противоречит Конституции страны.

Общая усталость общества от обилия криминальных новостей, от необходимости в буквальном смысле ежедневного выживания приводит к тому, что не приходится ждать, что новость о факте вопиющего насилия в отношении женщины сплотит и возмутит россиян до такой степени, чтобы спровоцировать массовые демонстрации. Мы были свидетелями жестоких убийств известных журналистов — Анны Политковской в 2006 году и Влада Листьева в 1995-м, и даже оба этих случая не смогли вызвать общественное движение, которое смогло бы добиться проведения эффективного и объективного расследования этих преступлений.

Как показало протестное движение прошлого года, российское общество на данный момент выходит на улицы из-за общего чувства несправедливости. Когда люди вышли протестовать против недавнего запрета на усыновление сирот из отечественных детдомов гражданами США, они выходили не бороться за права американцев. Каждый из протестующих имел за спиной свою историю несправедливости, пусть косвенно, но связанную с общей темой: условия жизни для сирот в России в принципе очень плохи.

Уровень насилия в нашей страны столь высок и общество до такой степени привыкло к нему, что мы его не идентифицируем. Для нас проблема насилия в отношении любых уязвимых групп, даже самой многочисленной — женщин, — это уже слишком узкая тема. Женщины в массовом порядке выйдут протестовать против гендерного насилия только тогда, когда в обществе проблема насилия вообще перестанет быть ежедневной рядовой новостью.

Сегодня любой громкий инцидент способен перерасти в предельно широкий протест, так как глубинные проблемы страны остаются нерешенными, проявляясь в разных сферах жизни. Но государ­ство почему-то делает все, чтобы общество не обладало возможностью высказать свое недовольство такими проблемами.