Лидер «Шалтая-Болтая» — РБК: «Посмотрите, где я, а где тайные знания»

Читать в полной версии

Лидер группировки «Шалтай-Болтай» Владимир Аникеев впервые после освобождения ответил на вопросы журналистов о засекреченном деле хакеров и взломах почты вице-премьера Аркадия Дворковича и пресс-секретаря премьера Натальи Тимаковой. В блиц-интервью РБК он рассказал о связях с ФСБ, троллинге основателя Life.ru Арама Габрелянова и доходах от продажи переписки чиновников.

— В одном из анонимных интервью до ареста вы говорили, что часть переписки чиновников из ваших массивов еще не опубликована. У вас она сохранилась? Есть ли некое тайное знание, которым вы не поделились?

— Я не занимаюсь более ничем подобным. Ничего не осталось. Посмотрите, где я, а где тайные знания.

— Что сейчас с деньгами «Шалтая-Болтая»? У вас арестовывали имущество?

— Нет, у меня ничего не арестовывали. У меня изымали наличные деньги, которые были при мне. Относительно небольшая сумма. Я, честно говоря, даже не знаю, что с ними. Технику, которая у меня была с собой, изъяли как вещдоки и вряд ли ее вернут.

— Сколько вы заработали?

У нас этим занимался товарищ, объявленный в розыск. Я даже не задумывался, какой у меня уровень дохода. Было в кармане энное количество тысяч условных единиц, и мне их хватало. Я говорил: мне нужны деньги, дай мне денег. Мне давали деньги. А сколько их там было, уже не помню. У меня вообще деньги проходили сквозь пальцы. Они сегодня есть, хватает на путешествия, на какие-то развлечения — хорошо. И завтра они еще есть. Послезавтра их нет, ну ладно, потом будут. На частных самолетах не летали, но путешествовать себе позволяли. Я регулярно бывал в России.

— Несколько лет назад вы называли своим основным занятием сбор данных для частных лиц. Сейчас эта активность свернута?

— Любая активность, которая велась на тот момент, сейчас свернута. По поводу интервью — очень часто можно было рассказать журналисту какую-нибудь красивую легенду, журналист в это верил, а если на какой-то вопрос ты многозначительно молчал, то остальное он сам додумывал. И в итоге родилась безумная легенда вокруг «Анонимного интернационала».

— Вы сейчас правду говорите?

— Сейчас мне нет смысла врать, потому что я говорю о белых делах. А тогда речь шла о раскрутке проекта не совсем законного. Сказать тогда правду значило себя раскрыть, а не говорить ничего тоже было нельзя.

— А почему во время разговора вы все время рисуете?

— Я развиваю моторику рук, нервничаю, естественно. Да и потом, я просто привык держать в руках телефон, даже когда общаюсь. Держать этот телефон, общаясь с вами, — это выказывать неуважение, а в руки хочется взять что-то, поэтому я рисую. Видите, тут решеточка. Может быть, это тяжелое прошлое.

— Какая у вас была цель?

— Ее не было. Ловить хайп. Выстрелило же? Маститые аналитики и золотые перья строчили материалы — это та башня Кремля или эта башня Кремля? А два с половиной человека сидели и глумились над всем этим, что они — башни Кремля — выпивают в Таиланде. Общественность оказалась легковерной.

— По какому принципу вы выбирали людей, которых будете взламывать? Почему Тимакова, Прокопенко, Дворкович, Киселев и Габрелянов?

— Абсолютно случайно. Что в сети попало, то и было. Не было такого, что сегодня мы делаем этого, а завтра этого, а вот этот такой плохой. Габрелянова мы не взламывали, немного потроллили. По поводу тех фамилий, которых нет в обвинительном заключении, не могу ничего сказать, не помню такого.

— Зачем ломали Twitter Дмитрия Медведева?

— Это фейк. Мы этого не делали.

— Вы фальсифицировали украденную переписку?

— Если я что-то показывал в суде, с чем-то выступал, но, видимо, это так и есть. Но в данный момент не помню.

— С сотрудниками правоохранительных органов делились чем-нибудь из того, что удалось добыть?

— Все есть в уголовном деле. Вы читали?

— Оно засекречено.

— Тогда это секрет.

Я дал подписку о неразглашении. Но для того чтобы завести некое громкое расследование, система должна получить энное количество информации. Конечно, лестно, что кто-то может думать, что громкое расследование может начаться с того, что силовики взяли у хакеров какую-то информацию. Но это наивно.

— У вас есть данные, кто покупал информацию, были технические возможности это узнавать?

— Мы никогда не общались с покупателями и не интересовались дальнейшей судьбой данных.Я конечно, понимаю, что в моем положении говорить о репутации несколько нахально, но у нас всегда была репутация. Как мы утверждали, мы стирали проданную информацию. Мы ее действительно стирали.

— СМИ писали, что ваше дело связано с делом о госизмене против офицеров Центра информационной безопасности (ЦИБ) ФСБ. Начальника второго управления ЦИБ Сергея Михайлова называли вашим куратором.

— Когда я начал читать все это, понял, что журналистам нужно писать фантастические романы. Меня взяли в начале ноября, их взяли, как я знаю из газет, где-то в декабре, и об этом стало известно одновременно в конце января. В итоге нас связали. В какой-то момент Филина [Александра Филинова, арестованного по «делу «Шалтая-Болтая»] повезли в суд, у него была апелляция на арест, и в то же время узнали о том деле и начали все связывать. Но через две недели разрешилось, и разумные люди наконец поняли, что это абсолютно разные вещи. Я об этих людях узнал, находясь в «Лефортово». До этого я о них даже не слышал.

— У вас были связи с ФСБ?

— Нет, конечно.

— А с сотрудниками администрации президента?

— Перестаньте, откуда? У меня вообще ни с кем не было связей. Нет, были у меня какие-то связи личного характера с друзьями, но у меня нет друзей в этих структурах. Это структуры, где сидят небожители, вообще к ним не подойти.

— У вас есть версия, какая публикация привела к вашему аресту?

— После того как я вышел, я прочитал несколько версий и согласился сразу со всеми. Можно было за все рассердиться и нас попытаться найти с разных сторон.

— Как вас задерживали?

— Это было в России, в Пулково. Абсолютно корректно задержали, без заламывания рук. Подошли два вежливых человека, показали удостоверения, отвели в местное отделение полиции, после чего поехали сначала на Литейный, а потом в Москву, и все.

— Что произошло с «Анонимным интернационалом»?

— Группа перестала существовать.

— Вы поддерживаете связь с теми, кто остался на свободе?

— Нет. Во-первых, нет особого желания. Во-вторых, скорее всего, я для этих людей токсичен, они для меня токсичны. Было бы странно общаться. Потому что потом тебе будут задавать вопросы. Нужно понимать, что есть определенные границы приватности, за которыми приватность заканчивается. Если не верить в мое нежелание общаться, то можно поверить в здравый смысл.

— Александр Глазастиков остался на свободе. В октябре этого года он был заочно арестован. Обычно такое происходит, когда появляется новая информация, которая позволяет выйти в суд с ходатайством о заочном аресте.

— Мне кажется, что это скорее с процессуальными вещами связано, нежели с появлением чего-то нового. Просто, видимо, есть какой-то период между объявлением в розыск и заочным арестом. Но я тоже удивился.

— После того как вы освободились, вас вызывали на какие-то разговоры? У вас есть данные о том, как это дело сейчас продолжает расследоваться?

— Никто меня официально никуда не вызывал. А это нетрудно: телефон на мое имя зарегистрирован; то, что я нахожусь в Москве и в Питере, знает широкий круг людей.