Глава УВЗ Александр Потапов — РБК: «Входить в Москву — это не самоцель»

Читать в полной версии

«Меня это настолько возмутило, что вынужден был обратиться в ЦБ»

— Министр промышленности и торговли Денис Мантуров регулярно говорит о возможной продаже части акций Уралвагонзавода (УВЗ) частным инвесторам. В последний раз он называл дату приватизации — после 2020 года. Насколько это реально и кто мог бы стать инвестором?

— Это присутствует в стратегии, которая у нас утверждена до 2025 года. Но в любом случае это решение главного акционера. Кто может быть инвестором — сложный вопрос. Потому что, во-первых, есть санкционные ограничения, и не каждый инвестор пойдет. Во-вторых, вопрос — когда? Можно продавать убыточное предприятие, а можно — прибыльное. Еще буквально в начале 2017 года финансовое положение Уралвагонзавода существенно отличалось от сегодняшнего.

— Когда вы только пришли на предприятие, вы упоминали, что один из банков установил для УВЗ ставку 24% по кредиту под госгарантию. Что это за банк? Чем все закончилось?

— Был такой банк «Югра», у которого отозвали лицензию. Более того, когда я увидел, что данный банк установил ставку 24% годовых по кредиту под госгарантию, меня это настолько возмутило, что вынужден был обратиться по этому вопросу в Центральный банк. Не поверите — ясно, что с моим письмом это никак не связано, — но буквально через два месяца ситуация резко изменилась. Мы в итоге перекредитовались, правда, уже госгарантия слетела, к сожалению. Нас поддержали «Ростех» и ВТБ.

— Какой был размер этого кредита?

— 4 млрд под 2% в месяц! Посчитайте.

— Когда вы пришли на УВЗ, корпорация уже испытывала на себе последствия санкций. Можете оценить ущерб?

— Еще работая в Минпромторге, я видел те перемены, которые происходят на предприятиях. Для меня это не новая тема. Безусловно, нельзя говорить, что санкции прошли бесследно. Это ограничивает такие возможности предприятия, как публичное обсуждение совместных проектов с компаниями, которые не хотят упоминать об участии нашей организации в них.

Но в плане импортозамещения санкции нас серьезно взбодрили. У нас хорошо начала работать конструкторская мысль. Если раньше технологии были зарубежные, то сейчас наши институты действительно находят решения, базируясь на отечественных, в частности на станках российского производства.

Что касается ущерба или убытков: если они и есть, то абсолютно незначительные. Мы ничего не теряем, можем только недополучить некую норму рентабельности в силу того, что расчеты с нами иногда задерживаются, и мы вынуждены брать кредиты, чтобы рассчитываться с нашими поставщиками. Как правило, это не так долго — максимум, что мы сегодня имеем, это полгода. Мы находим поддержку властей, прежде всего с выплатой процентов по субсидированным кредитам.

— Санкции заставляют ваших партнеров отказываться от контрактов?

— Таких стран, которые отказались бы от возможного заключения контрактов, фактически нет. В ближайшем будущем подобных рисков мы не будем испытывать. У нас есть лицензия на поставку запчастей и послепродажное обслуживание военной техники. Это направление надо развивать — в советское и постсоветское время техники, произведенной Уралвагонзаводом, было поставлено такое количество, что здесь поле не пахано.

Но существует конкуренция со стороны государств, прежде всего бывших стран Варшавского договора, которые зашли и работают на наших традиционных рынках. Некоторые партнеры приглашают их для модернизации техники. При этом главный конструктор нашего, предположим, танка, в этом не задействован. Встает вопрос интеллектуальной собственности. Мы должны вести агрессивную, более качественную и профессиональную работу с заказчиками, разъяснять, что без участия УВЗ они получат другой продукт, за который мы не можем нести ответственность.

— Проблем с двигателем на сегодняшний день нет. Мы достигли всех параметров, определенных техзаданием.

Что касается боеприпасов, то заказчиком является Минобороны. Уралвагонзавод участвует в этом только в рамках проведения испытаний. Наша техника универсальная, поэтому сегодня она может потреблять и действующие боеприпасы, и перспективные.

— Почему разработкой боеприпасов занимаются специалисты «Росатома»? У них есть опыт такой работы?

— Этот вопрос я бы, опять же, адресовал Минобороны, потому что там приняли такое решение. В таких случаях всегда учитывается опыт, наличие квалифицированных кадров, соответствующей испытательной базы, определенная история. У «Росатома» нужные компетенции были, есть и приумножаются. Но, действительно, есть серьезные компетенции и у холдинга «Техмаш», который традиционно занимается разработкой и производством боеприпасов и, так же как и Уралвагонзавод, входит в «Ростех».

— В Минобороны считают «Армату» дорогим танком. Многие рассказывают, что УВЗ предлагал танк по цене 450 млн руб., а ныне курирующий ОПК вице-премьер Юрий Борисов, будучи замминистра обороны, сбил цену до 350–320 млн. Сколько сейчас стоит этот танк?

— Давайте так, 450 млн руб. за «Армату» — это вы, конечно, загнули. В рамках гособоронзаказа существуют определенные нормативные документы, которые регламентируют утверждение цены, в том числе Федеральной антимонопольной службой. ФАС проверила ценовые параметры и подтвердила их достоверность.

Но сегодня говорить о стоимости изделия, которое не принято еще на вооружение, не совсем корректно. Потому что в ходе проведения испытаний [до начала серийного производства], в ходе уточнений могут возникнуть определенные пожелания со стороны Минобороны, которые в конечном итоге могут привести к изменению цены как в большую, так и в меньшую сторону. С увеличением объема выпуска, естественно, цена будет падать.

Для справки могу сказать, что в структуре цены спецтехники Уралвагонзавода собственные работы, как правило, занимают 20–25%, максимум 30%. Большая доля приходится на комплектующие. Наша задача, с учетом того что выделяются средства на подготовку производства, — максимально отработать со своей кооперацией, чтобы установить адекватные цены.

Теперь, дорого это или дешево? Есть сравнительный метод. Такого класса и качества танков сегодня в мире нет. Есть уровнем ниже, но и по сравнению с ними наш танк будет фактически дешевле. Мы не забываем, что в тех странах большие [оборонные] бюджеты, у нас — меньше, поэтому мы должны сделать такой танк, который устраивал бы Минобороны по своим характеристикам, цене и качеству.

— Когда «Армата» поступит на вооружение, планируется ли экспортный вариант?

— Это определяют прежде всего наши военные. Потому что Минобороны — держатель документации и имеет все права на эту продукцию. Для нас это было бы интересно, думаю, и для Минобороны тоже. Тогда можно было бы регулировать цены. Рентабельность поставок по линии военно-технического сотрудничества выше, нежели по гособоронзаказу. Появляется предмет обсуждения — мы вам даем право [на экспорт], вы реализуете, но при этом снижаете стоимость для российской армии.

Но учитывается также уникальность наших разработок и допустимость наличия подобного или аналогичного танка в войсках той или иной страны. Это уже стратегия, которую определяет непосредственно Минобороны.

— Не могли бы вы рассказать про роботизированный комплекс на базе «Арматы»? Действительно ли министру обороны Сергею Шойгу уже демонстрировали эту машину? Как он оценил ее?

— Мне трудно сказать, как министр оценил тот или иной комплекс, было бы корректнее спросить об этом его. Могу только ответить, что в ходе форума «Армия-2018» мой доклад вызвал у него определенный интерес, по моему мнению. Он внимательно выслушал наши предложения и с частью согласился.

— Почему стали параллельно разрабатывать роботизированный комплекс на шасси Т-72Б3? Потому что он дешевле, чем на «Армате»?

— Опять же все определяется заказчиком. Он видит, как будет ту или иную технику использовать на театре военных действий. Могу сказать, что наша техника находится уже в такой стадии готовности и имеет такое цифровое обеспечение, что переход к безлюдному варианту напрашивается сам собой. Мы представляли в феврале в Абу-Даби наш экспортный вариант танка Т-90: он внутри весь напичкан «цифрой». Одним из следующих шагов может стать роботизация боевой машины.

«Вопрос НДС осложняет отгрузку техники для армии»

— Вы неоднократно говорили, что рентабельность контрактов по линии Минобороны очень низкая. Удалось ли с военным ведомством эту проблему решить?

— Этот вопрос трудно решать с Министерством обороны. Они существуют в понятных рамках бюджета, которым распоряжаются в соответствии с госпрограммой вооружений и постановлением правительства, определяющим трехлетний гособоронзаказ.

Никто не отменял действующий приказ по составу затрат, включаемых в цену продукции по гособоронзаказу, как и формулу ценообразования. Поэтому рентабельность, к сожалению, оставляет желать лучшего, но это вопросы в том числе и к нам — надо снижать издержки.

Здесь много факторов. Минобороны рассчитывается после подписанных актов о выполненных работах. Если вдруг возникают какие-то сбои, кооперация от нас требует расчет, а у нас этих денег нет. И мы вынуждены брать кредит, попадая опять на проценты, как и в случае с военно-техническим сотрудничеством (ВТС), только их уже нам никто не субсидирует. Это тоже съедает рентабельность.

— Вы говорили, что проблему рентабельности гособоронзаказа можно было бы решить, если бы Минобороны увеличило авансирование до 80%.

— В настоящее время это утопия — желать можно, а получить невозможно. Поэтому исходим из того, что и сегодняшних авансов, которые выделяет Минобороны, достаточно, если правильно построить контрактную работу.

Другое дело, что не все исполнители своевременно поставляют продукцию. Если положить все расходы на этих недобросовестных по объективным или субъективным причинам поставщиков, они просто умрут, а они единственные производители. Нужно внимательно относиться к данной проблеме и находить разумные компромиссные решения, чем мы постоянно в ручном режиме занимаемся.

— Можете привести пример?

— Например, необходимо максимально быстро определиться по вопросам, связанным с НДС текущего года, потому что в контрактах у нас стоит НДС 18%, а налоговая принимает НДС в этом году 20%. Возникает коллизия. Ее нужно срочно разрешать, потому что это осложняет работу по подписанию договоров с исполнителями и отгрузку техники для нашей армии.

— И как планируете решать эту проблему?

— Наверное, здесь не Уралвагонзавод должен решать, а другие органы, получившие соответствующее поручение. Мы будем выполнять те решения, которые будут приняты на законодательном уровне. Мы хотели бы не потерять при этом переходе.

«Если у нас покупают вагоны по такой цене, то почему нам их не продавать?»

— Выручка УВЗ прогнозировалась на уровне 148 млрд руб. Удалось ли достичь этого показателя и какие ожидания по чистой прибыли?

— По выручке могу сказать совершенно четко, что продукции у нас изготовлено примерно на 160 млрд руб. в денежном выражении. Другое дело, что часть была не отгружена — условно, заказчик попросил перенести контрактные обязательства и поставку на первое полугодие вместо конца прошлого года. Я говорю о спецпродукции, прежде всего по линии ВТС. Поэтому мы расцениваем это как некую незавершенку, которая будет дополнительным объемом текущего 2019 года. Но рост по сравнению с 2017 годом тоже достаточно существенный. По консолидированной выручке мы получили порядка 147 млрд руб.

— А прибыль?

— Прибыль еще считается. Не хочу забегать вперед, но если мы берем по МСФО, то я скажу аккуратно, это не один миллиард рублей чистой прибыли. Думаю, получим хороший показатель. Но не будем торопиться, пусть бухгалтерия подведет итоги.

— С учетом недопоставленной продукции, какие у вас прогнозы по выручке на 2019 год?

— Полагаю, темпы роста сохранятся, возможно, даже будут и больше. Надеемся ускорить поставки, в том числе по линии ВТС, но это все зависит от расчетов инозаказчиков с нами.

— Сколько вагонов произвели по итогам 2018 года, какой план на 2019 год?

— Уралвагонзавод произвел и отгрузил в 2018 году порядка 18 тыс. вагонов. Примерно такой же объем запланирован и на 2019 год. Считаем, что такой объем мы должны поддерживать в течение достаточно долгого срока, создавая гарантированные заказы и рабочие места.

— Цена на инновационный вагон выросла за прошлый год на 1 млн руб. Эксперты указывают, что их себестоимость увеличилась лишь на 600 тыс. Чем вы можете объяснить рост?

— На сегодняшний день повысилась стоимость закупаемого сырья и комплектующих. Дефицит колес сегодня создает высокий рост цен на эту продукцию. За счет этого себестоимость растет.

Мы стараемся ее понизить, чтобы быть конкурентными. Но если у нас приобретают вагоны по такой цене, то почему нам их не продавать? Тем более последние годы продукция вагоностроения продавалась в убыток. И это один из серьезнейших моментов, который привел к сложному финансовому состоянию нашей корпорации.

«Если мы получим хороший заказ, это будет и для Сирии хорошо»

— В условиях сокращения гособоронзаказа Владимир Путин поставил задачу всем предприятиям ОПК наращивать выпуск гражданской продукции. УВЗ взял на себя обязательства довести показатель до 42%.

— 42% к 2025 году.

— За счет чего?

— По итогам 2018 года в корпорации «​Уралвагонзавод» на долю гражданской продукции от общего объема пришлось 38%. Если брать непосредственно сам УВЗ, то мы уже сделали 46,5%. Здесь важно, как считать и что считать. У нас есть, например, предприятия, которые не выпускают гражданскую продукцию и, наверное, никогда ее выпускать не будут. Единственное, что мы придумали, по крайней мере пока, чтобы они на своих высокотехнологичных станках выполняли сторонние заказы.

Поэтому мы оцениваем средний показатель по всей корпорации, но прогнозировать его не так просто. Если гособоронзаказ у нас составляет определенный сегмент, который мы знаем в абсолютных величинах, рассчитав, исходя из госпрограммы вооружений, то с ВТС получается переменная, которую прогнозировать сложнее. Например, мы становимся заложниками курсовых разниц. Естественно, доля выручки будет колебаться. При этом нам нужно определить, сколько выпускать гражданской продукции. На практике мы понимаем — надо расширять рынки.

— Какие направления диверсификации ключевые для УВЗ?

— У нас успешно развивается направление по трамваям. Если мы в прошлые годы делали единицы, то уже в 2018 году было выпущено достаточно большое количество. В этом году мы поставили задачу выпустить около 100 трамваев — увеличиваем количество почти в два раза. На этом мы не останавливаемся. Считаем, что с Фондом развития промышленности или ВЭБом надо развивать это направление. Сейчас отрабатываем инвестиционный проект по расширению производства трамваев.

— Какие регионы интересуются покупкой? И почему вы не продаете трамваи Москве, которая готовит большой тендер?

— Я дал поручение участвовать во всех тендерах и следовать требованиям, которые предъявляются в тендерной документации. Не всегда та или иная продукция удовлетворяет требованиям заказчика. Но если мы вписываемся в них, конечно, будем участвовать. Если там будут условия, которым мы не соответствуем, бессмысленно заходить.

— Вице-премьер Юрий Борисов в разговоре с РБК отмечал, что в рамках диверсификации власти готовы пойти на издание предписаний по закупкам гражданской продукции ОПК для инфраструктурных проектов, госкомпаний и т.д. Есть ли тут возможность лоббизма интересов УВЗ и «Ростеха»?

— Пока это жестко регламентирует наше законодательство — 44-й ФЗ и 223-й ФЗ. Я скажу другое: входить в Москву — это не самоцель. У нас более 9 тыс. трамваев в стране — рынок огромнейший. Но возникает вопрос возможностей финансирования муниципальных образований. Здесь у нас есть предложения, в том числе от ряда лизинговых компаний, которые созданы при крупных коммерческих банках. В частности, использовать такой механизм мы предлагали Нижегородской области, и губернатор нас поддержал. Сейчас работаем с ними на конкурсной основе.

Мы смотрим и на другие регионы. Недавно обсуждали вопросы с Башкирией. Считаем, что достаточно большой и емкий рынок. Также это Волгоград, где существует протяженная транспортная сеть.

Наш трамвай не очень капризен к полотну и почти на 95% российского производства.

— Какие перспективы у трамвая R1 с футуристическим дизайном, который еще предыдущее руководство УВЗ позиционировало как супертрамвай?

— Как концепт, он, конечно, красавец. Как трамвай, к сожалению, не технологичный. Помимо внешней стороны есть внутренняя — это производство. Плюс с точки зрения безопасности к нему большие претензии: передняя часть скошена в обратную сторону. Выглядит это красиво, но не дай бог произойдет наезд на пешехода.

— Вас интересует тендер московского метро на поставку более 1 тыс. вагонов?

— У нас нет такого продукта, который мы могли бы поставлять в качестве транспортных средств для метро. Мы не производим такие вагоны. В России есть «​Метровагонмаш», который успешно этим занимается. Если нам выходить на этот рынок, то он достаточно узкий. Не так много городов, которые сегодня имеют действующие линии метро и бюджеты на его развитие. Поэтому я считаю, если вкладываться в этот проект, возникают большие риски с точки зрения отдачи.

— На чем же будете диверсифицироваться?

— Серьезный сегмент — дорожно-строительная техника. Нас забили дешевые производители из Юго-Восточной Азии, поэтому есть меры государственного регулирования, которые должны ограничивать поступление иностранной продукции, если есть российские аналоги. Это и в рамках программы диверсификации, и в рамках программы импортозамещения.

Когда какой-то большой руководитель стоит перед камерами и говорит: мы открываем то-то и то-то — а у него за спиной стоят «Катерпиллеры», а не бульдозеры Челябинского тракторного завода, есть возможность спросить: почему не ЧТЗ?

— Почему?

— Получаем ответы, что качество не то или цена. Значит, мы должны повысить качество, снизить цену и расширить линейку. Чем мы и занимаемся. И, конечно, развитие рынков. Мы продвигаем продукцию за рубеж.

— Куда?

— Например, в Сирию. Мы участвовали в выставке под эгидой Министерства промышленности достаточно успешно.

— Техника для Сирии?

— Да, дорожно-строительная. Плюс они заинтересовались в том числе и подвижным железнодорожным составом. Долго подготовительные работы ведутся, но в конечном итоге, если мы получим хороший заказ, это будет и для Сирии хорошо, и для нас здорово.

— Когда они предварительно планируют подписать контракт?

— Так вопрос не стоит. Они готовы подписать хоть завтра. Главный вопрос в деньгах. Все исходит из возможностей финансирования, если у тебя средств хватает на 30 бульдозеров — это одна ситуация, если на 100 — другая. И цена у каждого бульдозера будет меняться в зависимости от массовости партии.

— А на чьи деньги? Обычно мы помогаем друзьям кредитами.

— Уралвагонзавод должен помогать своей техникой, а кредиты — это не к нам.

«Бюджет на работу со СМИ отличается от прежнего на несколько нулей»

— Последний визит Владимира Путина на УВЗ был резонансным. Писали, что все входы и выходы, кроме парадного, были закрыты на болты и щеколды, чтобы президент не зашел куда не следует. Зачем?

— Никакой такой истории не было. Приезжал руководитель государства, поэтому обеспечивались необходимые меры безопасности. Этим занимается соответствующая структура. Мы к ней отношения не имеем. Вместе с тем хочу сказать, что была возможность общения наших работников с президентом. Считаю, что это или средства массовой информации передергивают ситуацию, или недоброжелатели, которые, к сожалению, у Уралвагонзавода есть.

— Что за недоброжелатели?

 — Уралвагонзавод — предприятие знаковое, одно из ключевых предприятий оборонно-промышленного комплекса, которое знает весь мир. Наверняка есть те, кто желает сформировать некое негативное информационное поле, в том числе из корыстных целей, возможно, даже заработать на этом. Мы негативные публикации не выкупаем.

— Бюджет на работу со СМИ, который был у предыдущего руководства, сильно отличается от нынешнего?

— Он отличается на несколько нулей. Естественно, теперь возникают разного рода публикации. Например, меня крайне расстроила ситуация по результатам выставки в Абу-Даби. Большое количество иностранных информагентств, представители США, Германия, Франция, Вьетнам, Греция давали высокую оценку нашей технике не за деньги — они действительно смотрели на тактико-технические характеристики и потребительские свойства. Вместе с тем отдельные наши… как бы правильно сказать... квалифицированные специалисты в той или иной области начинают давать, я считаю, необъективную оценку. Может быть, это им надо, может быть, еще кому-то.

— Будет ли новая техника УВЗ участвовать в параде 9 Мая в 2019 году?

— Новую технику мы будем представлять в 2020 году. Это знаковый год — 75 лет Победы в Великой Отечественной войне и столетие танкостроения [в нашей стране]. Мы считаем, что к этому времени должны что-то показать. Кроме того, в 2019 году мы представим нашу новую технику, выпускаемую корпорацией УВЗ серийно.

— Рассекреченный в 2018 году зенитно-артиллерийский комплекс с автоматическим боевым модулем на шасси БМП-3 «Деривация» тоже будет представлен?

— В предложениях, которые сегодня рассматриваются, «Деривация» есть. Еще мы предлагаем не ограничивать технику времен Великой Отечественной войны одним танком Т-34 и самоходной артиллерийской установкой. Давайте пока на этом остановимся. Решение будет принимать не Уралвагонзавод, а Минобороны и руководство Военно-промышленной коллегии.