Общество, 23 июн 2015, 00:25

«Это же не нефть, а земля»

Читать в полной версии
Фото: PhotoXPress.RU

Министр сельского хозяйства Александр Ткачев заявил РБК, что не видит конфликта интересов между своей должностью и наличием у его семьи крупного агробизнеса. Продавать ли компании, которые в совокупности могут владеть пятым по размеру земельным банком в стране, должны решать его родственники, считает Ткачев.

Ткачев был назначен министром сельского хозяйства в апреле 2015 года, до этого 14 лет он работал губернатором Краснодарского края. С семьей министра связано несколько сельскохозяйственных компаний, бизнес которых сосредоточен в основном в Краснодарском крае: «Фирма «Агрокомплекс» имени Н.И.Ткачева», крупнейшая в Южном федеральном округе птицефабрика «Югптицепром», зерновой трейдер «Основа» и виноградарское хозяйство «Шато де Талю» в Геленджике.

«Это же не нефть, а земля, производство молока, мяса, яйца, хлеба… Обычное сельхозпроизводство. Предприятия я создавал в 1995–1996 годах, они небольшие, им уже более 20 лет. Мне что, продавать? Решение должны принять родственники… Это абсолютно нормально — это предприятия, заводы, фабрики. Какой здесь конфликт?» — заявил Ткачев РБК.

На вопрос, пользовался ли «Агрокомплекс» какими-либо преференциями и участвовал ли он в управлении этой компанией, Ткачев заявил, что «все покупалось только на рынке, на рыночной основе».

«Я работал губернатором, и если бы допустил конфликт интересов, у кого-то что-то отжал, я думаю, это уже бы вылилось в скандалы мегауровня», — сказал он.

Формально по закону чиновники не могут заниматься любой оплачиваемой деятельностью, включая предпринимательство, исключение — преподавательская, научная и творческая, говорит адвокат, управляющий партнер юридической компании «Кочерин и партнеры» Владислав Кочерин. Обычно если бизнесмен занимает какой-то государственный пост, он передает право на управление своими активами другим лицам, в том числе родственникам, и при этом может оставаться владельцем активов, но не имеет права заниматься их управлением, продолжает юрист.

Российские законы направлены на публичность, а не на то, чтобы чиновник был бессребреником, говорит партнер юридической фирмы ЮСТ Алексанр Боломатов. «Есть обязанности по раскрытию информации о собственности и заработках жены и несовершеннолетних детей. Но запретить владеть или управлять бизнесом близким или дальним родственникам законы не могут. Вот если им будут предоставляться какие-то преференции — это уже будет нарушение закона», — объясняет Боломатов.

«Другое дело, что это очень сложно контролировать, поэтому теоретически чиновник может позвонить и обсудить какие-то бизнес-вопросы с управляющим. Но пока он не пойман за руку, формально он чист перед законом», — добавляет Кочерин. Правда, если начинается расследование, то родственные или бизнес-связи могут стать одним из доказательств вины госслужащего, предупреждает он.

Главный вопрос в том, будут ли ущемлены права других участников процесса, отмечает директор департамента предпринимательства и услуг ТПП Анна Палагина: «Если чиновник предоставляет государственные услуги кому-либо из своих родственников или бывших партнеров по бизнесу, но не отказывает в них и другим участникам рынка, вероятность возникновения конфликта интересов минимальна».

Об инвестициях своих родственников в производство мяса, молока, яйца и хлеба, пользе продуктового эмбарго и блестящих перспективах российских аграриев Ткачев рассказал в интервью РБК.

«Разве это не радость, разве это не победа?»​

— Почти два месяца назад, назначая вас министром сельского хозяйства, Владимир Путин поставил вам задачу быстро заполнить рынок собственной продукцией. Вы можете назвать конкретные меры, которые для этого принимаете?

— Справедливости ради я хочу сказать, что возрождение села началось не сегодня и не полгода назад, когда случился кризис и санкции. Сейчас, может, многие уже забыли, но пять—семь лет назад был нацпроект «Развитие АПК». Тогда было много споров, обсуждений, зачем это нужно, зачем деньги тратятся. Но [благодаря нацпроекту] по свинине и мясу птицы мы [сегодня] уже вышли на 90-процентный уровень самообеспечения.

Напоминаю, что 15 лет назад американские окорочка тут летали вовсю и нам казалось, что мы без них не проживем. Нас убеждали, что мы вообще не сможем произвести молоко, мясо и другие необходимые товары, что все это нужно завозить. Сегодня сыграли, как мне кажется, ключевую позитивную роль два фактора: во-первых, санкции и девальвация, которая во многом сделала устойчивым спрос на продукты, произведенные в России, и во-вторых, господдержка. По некоторым видам продукции мы уже достигли уровня импортозамещения.

По овощеводству, фруктам, ягодам, говядине, молоку нам предстоит еще достаточно сложный путь — от пяти до 11–12 лет. Но я думаю, что, как и в нацпроектах, главное то, что мы уже начали, составили «дорожную карту», есть средства, есть понимание — пройдет еще семь лет, и мы скажем, что мы полностью кормим себя. Это революция в нашем сознании: Россия накормит собственный народ, и это будет качественная, экологически чистая, понятная нам продукция. У нас есть все [климатические] зоны, мы можем производить все, кроме бананов, апельсинов, лимонов и фиников.

— Вы могли бы привести конкретные цифры, как увеличилось производство?

— По свинине мы выросли на 3,5% в этом году. По говядине рост около 5%. По молоку — около 1%. По молоку есть объективная проблема: мы производим 30 млн т молока, 7 млн т завозим. Из 30 млн т почти половина — 14 млн т с небольшим — производится в личных подсобных хозяйствах (ЛПХ): у людей дома есть одна корова или несколько, и они производят молоко. Но люди в силу занятости и смены ориентиров стараются находить новые возможности для работы, поэтому стадо в ЛПХ уменьшается.

— Режим эмбарго вводился на год, и вы ранее говорили, что вряд ли оно будет отменено. Сколько времени требуется, чтобы полностью реализовать программу импортозамещения?

— Два-три года не помешают. Я уверен, что мы наберем темп, войдем в инвестиционную фазу по многим направлениям и что этот поезд, когда он разгонится, будет уже не остановить. В России бум сельхозпроизводства. Во-первых, импортеры, думаю, видят по количеству бизнес-структур, больших и малых, которые хотят прийти в сельхозпроизводство и заработать здесь, что они сами [скоро] не будут активными. Во-вторых, по тем продуктам, которых у нас не хватает, мы уже переориентировались на другие страны: Бразилия, Аргентина, Индия, Турция. Эта ниша занята, и я думаю, что [после снятия эмбарго] продукция Евросоюза не будет дешевле.

«Это обычное сельхозпроизводство»

— С вашей семьей связывают компанию «Агрокомплекс», у ваших дочери и зятя тоже есть активы в агросекторе. В совокупности эти структуры образуют пятого по величине землевладельца в стране. Нет ли здесь конфликта интересов?

— Это же не производство нефти. Это обычное сельхозпроизводство: производство мяса, молока, яйца, хлеба. Это предприятие, которое я создавал в 1995–1996 годах, это было совершенно небольшое предприятие, комбикормовый завод, уже 20 лет назад. Но если я стал министром, мне надо продавать его? Это должны решить родственники. Там ничего особенного, это обычное сельскохозяйственное предприятие. Работают люди, получают зарплату, платятся налоги — ну и слава богу! Еще раз говорю: решение пусть принимают мои родственники.

— Эти компании когда-нибудь пользовались какими-то дополнительными преимуществами? Вы участвовали в управлении ими?

— Никогда! Все покупалось только с рынка, только на рыночной основе. Я работал губернатором, если бы я допустил конфликт интересов, у кого-то отжал, я думаю, это вылилось бы уже в мегауровня скандалы. Вы что-нибудь слышали об «Агрокомплексе», до того как я пришел и сегодня эта тема стала всем интересна?

— Да.

— И что слышали — негативное что-то?

— Большая компания, быстро развивается. Говорят разное, если честно...

— Ну вы проверьте, договорились?

— Некоторые участники рынка волнуются: не сложится ли c вашим приходом в министерство лобби в отношении развития Краснодарского края?

— Время покажет. Жизнь покажет, как все будет развиваться. Вы мне предлагаете его [«Агрокомплекс»] продать? В России 20 млн га неиспользованной пашни, в России столько возможностей приложения сил, я считаю, что это абсолютно нормально, это естественно. Это предприятие, это завод, это фабрики. Какой здесь конфликт?

— Вопрос в том, что вы будете лоббировать развитие…

— А я не буду этого делать. Почему вы меня сразу ориентируете, что я буду? Я не буду этого делать.

«Мы аграрная страна, чем еще нам заниматься?»

— До сих пор главной мерой господдержки отечественного сельхозпроизводства было субсидирование процентной ставки по инвестиционным кредитам. Другие меры возможны?

— Те инструменты господдержки, которые есть у нас сегодня, это во многом западная модель, мы многое переписали оттуда. Сейчас у нас есть поддержка на гектар земли и возмещение капитальных вложений для инвесторов из федерального бюджета. О таком раньше и не мечтали.

— Минфин готов давать дополнительные деньги на господдержку сельского хозяйства?

— Минфин всегда скромничает, мягко говоря. У Минфина другая задача — свести доходы с расходами. Естественно, в период кризиса мы много теряем по объективным причинам. Но очень важно, что президент и премьер неоднократно заявляли, что господдержка села — это сегодня приоритет. И в коня корм: мы вкладываем и получаем отдачу, деньги не зарываем в землю, как раньше. Мы создаем рабочие места — базис нашей экономики. Мы аграрная страна с большим потенциалом и возможностями, чем еще нам заниматься?

— Какие регионы сейчас больше всего нуждаются в финансовой поддержке агропромышленного комплекса?

— По-разному. Юг — это территории, которые по своей природе и потенциалу самообеспечены, они в лишней поддержке не нуждаются. Если на Кубани, отчасти в Ростовской области, по Ставрополью урожайность до 60 центнеров с гектара, а в Центральной России 25–30 — это уже ура, понятно, что это совсем другая экономика, другие издержки, другая рентабельность. Сегодня приоритет для нас и Дальний Восток, и Урал.

— Вы говорили, что «крымское яблоко» должно стать брендом. Есть ли уже сельхозпроекты в Крыму, которые могут получить господдержку?

— Пока, если честно, похвастаться нечем. Мы в начале пути. Но совершенно очевидно, что юг нашей страны — и Крым, и Кубань, и кавказские республики, и Ростовская область, и Ставрополье — по всем данным, обязаны кормить страну овощами, витаминами. Там срок созревания быстрее, рентабельность значительно выше. В стране нужно развивать [регионы] по приоритету, по возможностям и по потенциалу: на юге — плоды, овощи, фрукты. В Москве вы услышите «крымское яблоко» или, например, «кубанский огурец» — это же сразу хочется попробовать, правильно? Это же бренды, и так во всем мире. Понятно, у свинокомплекса здесь, в Ленинградской области, или в Челябинской, где минус 20 — минус 40, издержки будут выше, чем у свинокомплекса на юге, а доходность ниже.

Pro
Все завалены и измотаны: каково работать в Miro — в 5 пунктах
Pro
«Будут искать сурьму во дворе»: выживут ли США без сырья из Китая
Pro
«Это как болезнь». Как санкции против Газпромбанка повлияют на инфляцию
Pro
«Рынок США высасывает деньги». Почему западные экономисты бьют тревогу
Pro
Мифы работы с зумерами. В чем ошибаются компании, а что правда
Pro
Как добиться разморозки активов в Euroclear и Clearstream: главные нюансы
Pro
«Худшая система мотивации, что я видел»: как платить бонусы управленцам
Pro
Серотонин — не про счастье, мелатонин — не только сон: 5 мифов о гормонах