Чему учит политиков Нюрнбергский процесс
Может ли суд победителей быть объективным? Как оценить действия высокопоставленных чиновников на войне? 70 лет назад Нюрнбергский процесс нашел ответы на многие сложные вопросы, актуальные и сейчас.
Никто не забыт
Ровно 70 лет назад, 20 ноября 1945 года, в Нюрнберге, в здании местного суда, начал работу первый в истории человечества Международный военный трибунал. На скамье подсудимых находился 21 человек из первоначального списка в 24 имени (глава «Трудового фронта» Роберт Лей покончил с собой до начала процесса, один из «китов» германской промышленности Густав Крупп был признан неизлечимо больным, а в отношении исчезнувшего Мартина Бормана дело рассматривалось заочно). Эти люди представляли все стороны нацистского режима: армию и карательные органы, экономику и внешнюю политику, государственную пропаганду и «общественные» организации.
Задача трибунала заключалась не только и не столько в наказании конкретных лиц за невиданные по масштабу и жестокости преступления, но и в изобличении нацистской идеологии и практики как таковой. Сегодня очевидно, что с этой крайне непростой в условиях только что наступившего мира задачей трибунал справился.
Распространено мнение, что это был торопливый суд победителей, месть, не имевшая ничего общего с правосудием. Но это не так — колоссальный объем обвинительных материалов (около миллиона страниц документов, около двухсот тысяч страниц свидетельских показаний), собранный за весьма короткое время, служит надежным опровержением. Разумеется, процесс был организован победителями (а какая нейтральная сторона могла бы в 1945 году реально контролировать подобный процесс?), но они понимали свою ответственность и стремились, насколько это было возможно, провести трибунал на основе общепринятых юридических принципов: объективного исследования доказательств, состязательности и обеспечения права обвиняемых на защиту.
Трибуналу предстояло работать в очень непростых условиях. Эйфория победной весны 1945-го постепенно сходила на нет, единство союзников (и до того весьма призрачное) уже дало трещины. В этой ситуации легко можно было ожидать от организаторов процесса стремления как можно быстрее покончить с этим непростым делом. Однако суд сумел встать над соображениями политической целесообразности и на протяжении более чем десяти месяцев скрупулезно рассматривал материалы, проведя в общей сложности 403 заседания и заслушав только очно 116 свидетелей (кроме того, к делу были приобщены письменные показания еще более 500 человек).
В итоге трое подсудимых — экономист Ялмар Шахт, дипломат Франц фон Папен и пропагандист Ганс Фриче — были оправданы, трибунал счел обвинения недостаточно доказанными. 12 человек приговорены к смерти, остальные — к разным срокам тюремного заключения, включая пожизненное. Большинство подсудимых подали апелляции, которые трибунал отклонил, некоторые этого не сделали. Например, бывший министр вооружений Альберт Шпеер, который среди немногих признал свою вину.
Суд для своих
Многое прошло не вполне гладко, а то и представляется сегодня далеким от идеи беспристрастного судебного разбирательства. В первую очередь это касается стремления союзных держав избежать обсуждения в ходе процесса «неудобных» для них вопросов, таких, например, как Мюнхенское соглашение 1938 года между Невиллом Чемберленом, Эдуардом Даладье, Адольфом Гитлером и Бенито Муссолини или Советско-германский пакт о ненападении 1939-го. Непростым остается и вопрос о правомерности предъявления военным руководителям Германии обвинений в варварских бомбардировках Ковентри и Роттердама после уничтожения авиацией союзников Дрездена и атомной бомбардировки Хиросимы. Некоторые основополагающие правовые принципы были при проведении процесса все-таки нарушены: так, например, некоторые пункты обвинения не соответствовали общепризнанному правилу «Нет преступления без указания на то в законе», поскольку не были ранее нигде квалифицированы как преступные деяния (это касалось, например, подготовки агрессии).
Ярким примером необъективности победителей стала попытка советской стороны добиться признания трибуналом расстрела польских военнослужащих в Катыни делом рук гитлеровцев. Советские юристы во главе с Андреем Вышинским пытались убедить суд в обоснованности выводов «комиссии Бурденко», созданной во время войны для обоснования советской версии катыньских событий. Однако данный вопрос был настолько плохо подготовлен, что представители союзников, несмотря на принципиальную позицию поддержки исходящих от советской стороны инициатив, вынуждены были настоять на исключении катыньского эпизода из приговора.
Затем последовал Токийский процесс над главными японскими военными преступниками, а сегодня тем же нормам следуют Международный трибунал по бывшей Югославии и Международный трибунал по Руанде. Правовые вопросы, поставленные в Нюрнберге, вылились в принятие таких важнейших международно-правовых документов, как Международная конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него 1948 года, Женевские конвенции о защите жертв войны 1949 года и др. Нюрнбергские принципы давно стали основополагающими нормами действующего международного права.
Нюрнбергский процесс остается образцом справедливого возмездия, впервые в истории человечества настигшего людей, развязавших войну, не только по праву победителя, но и на основании закона. Как бы ни были разделены идеологически и политически ведущие державы мира, иногда они могут объединиться и наказать военных преступников. В таком случае ссылки на «особый путь страны» не сработают. В Нюрнберге создан прецедент, который должен напоминать и сегодняшним политикам об их персональной ответственности за принимаемые решения.
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Мнения», может не совпадать с мнением редакции.