Владимир Черкашин: «Бизнес начнет расти при ставке плюс 2–3% к инфляции»

Читать в полной версии

Председатель Уральского банка Сбербанка Владимир Черкашин в интервью «РБК-Екатеринбург» рассказал, как изменился банковский рынок за последние три года, сколько кредитная организация потеряла из-за падения строительной отрасли, почему свердловские металлурги лишили инвестиционный портфель банка миллиардов рублей и какая банковская ставка будет комфортна для экономики региона.

— Давайте начнем разговор с проблемы длинных денег. События последних, наверное, пятнадцати лет настойчиво убеждают бизнес, что длинных денег в российских банках нет. И наверное, не будет еще долго. Как минимум потому что российские банки отрезаны от мирового рынка капитала.

— Проблема санкционного воздействия на фондирование в российской банковской системе существует, но в целом длинные деньги обеспечиваются ведь не только банками. Нет банков, которые бы за счет привлеченных средств имели длинные пассивы для реализации сложных инвестпроектов с циклом более 15 лет. Разрыв между сроком пассива и потребностью в длинных активах существует. Другое дело, что он не должен быть слишком большим. Банки, которые живут в стабильных и понятных экономических условиях, более уверенно уходят в длинные активы.

— Сейчас, если быть реалистом, какова максимальная длина денег для среднего уральского предприятия? На какой срок оно сможет взять кредит на 100 млн рублей?

— Все зависит от проекта и от окупаемости. У нас есть проекты с 10-летним сроком реализации. Он не запрещен системой кредитования, которая работает в Сбербанке. Но сегодня во всей российской банковской системе не более 40% кредитов выдаются на срок свыше года. Тогда как сроки привлечения средств физических лиц в 50% случаев — больше года. Проблема выдачи кредитов на период в два-три года не в разрыве сроков пассивов и активов, а в нестабильности, неуверенности и бизнеса, и банков в том, что экономические условия не изменятся.

— Но ведь этот срок существенно сократился со времени введения санкций? Раньше смело можно было говорить о трех годах.

— Мы и сейчас смело говорим о трехлетнем и пятилетнем кредитовании.

— А как же те 40%?

— Это в целом в банковской системе.

— Однако она очень наглядно отражает состояние рынка. Разве не так?

— Безусловно. Когда мы говорим о сроках кредитования в среднем, это и есть тот рынок, который присутствует в России, другого у нас сейчас нет.

— Что фундаментально изменилось сегодня по сравнению с досанкционным 2013 годом. Можете перечислить?

— Прежде всего, неопределенность — она остается высокой. Неопределенность, которая означает, что мы не знаем и не уверены, что будет с курсом рубля. Сейчас мы видим стабилизацию нефти и понимаем, что ее цена все еще остается базисным фактором для экономики. Мы только что пережили значительные колебания этой цены.

— Так уж и пережили?

— Пережили. Сейчас мы уже несколько месяцев живем в довольно понятном коридоре 40–50 долларов за баррель. Это держит рубль на линии.

— Хорошо, неопределенность с курсом — это один фактор. Что еще изменилось?

— Второй фактор — это, конечно, сама ситуация в экономике: падение объемов промышленного производства и уровня жизни населения, которое мы продолжаем переживать. Спад производства идет уже семь кварталов, это большой период. И если сейчас уже можно сказать, что низшая точка падения объемов производства преодолена, то падение уровня реальных доходов и уровня жизни населения пока еще продолжается. Это преграда на пути активизации спроса.

— Недавно я разговаривал с областным премьером Денисом Паслером, мы тоже обсуждали тему, почему падает промышленное производство и что нужно для его подъема. Помимо внешних факторов — типа цен на нефть, санкций и эмбарго — он почему-то напирал на то, что нужно снизить ключевую ставку. Намекая, видимо, что это удешевит кредит. Но полагаю, что тут не все так прозаично.

— Я соглашусь с вами. Сегодня ставка привлечения и ставка кредитования перестали напрямую зависеть от ключевой ставки Центробанка. Первое небольшое снижение ставки произошло в сентябре прошлого года, а ставки и кредитования, и привлечения за этот период снизились более существенно и оторвались от значения ключевой ставки — это факт. Думаю, что Денис Владимирович в первую очередь говорил о реальных ставках по кредитам.

— Какая сегодня реальная ставка кредитования для промышленности?

— В среднем по всей системе Сбербанка средние ставки составляют около 13%. Для крупных предприятий они опустились уже до 10% и даже чуть ниже. И если инфляция в этом году будет около 6%, то реальная кредитная ставка составит 4-7%.

— Вы говорите 13%, но бизнесу в основном предлагают под 18% и даже под 22%. Всегда же есть проблема с залоговой базой…

— Конечно, когда речь идет о необеспеченном, практически доверительном кредите, тогда ставка выше. Но и она снижается. Давайте вспомним первую половину 2015 г., когда ставки были под 30% годовых. Тогда ставки привлечения были такими, что все банки ушли в убытки. Почти все.

— Какова, по-вашему, комфортная ключевая ставка, чтобы экономика если не развивалась, то хотя бы не стагнировала?

— Я бы лучше сказал, не какова должна быть ключевая ставка, а какова должна быть стоимость денег на рынке. Для промышленного предприятия значимой является ставка, по которой оно может привлечь ресурсы. В этом случае обязательно нужно говорить об уровне инфляции в экономике. Со снижением уровня инфляции кредитные ставки должны сохраняться. Важна как раз разница между номинальной ставкой и уровнем инфляции. И вот эта вот разница должна раз быть в диапазоне от 4 до 7%.

— То есть инфляция плюс 4-7%?

— Да.

— Но инфляция в 6% не отражает реальное положение дел...

— Этим вопросом задавались много раз, наверное, все, и я в том числе. Но когда мы пытаемся сами ощутить уровень инфляции, мы смотрим на отдельные продукты и не видим всей товарной массы и изменения ценовых параметров. Я не раз спрашивал крупных экономистов, потому что сам с тревогой смотрю на то, что вижу в магазинах, и сопоставляю с уровнем инфляции, о котором говорят. Но экономисты убеждены, что статистика на сегодня отражает уровень инфляции правильно, потому что, цитирую, «у нас абсолютно правильная международная система оценки — такая же, что принята в западных странах». Я вынужден с этим соглашаться, если доверяю этим людям. Поэтому не буду сейчас обсуждать оценки уровня инфляции и возможные дефекты этой системы — я базируюсь на тех данных, которые вижу в официальных источниках.

— Выходит, ставка 12-13% должна обуславливать рост промпроизводства и экономики в целом?

— Это допустимая для экономики ставка. Комфортной она будет казаться, когда будет близкой к плюс 2-3% от показателя чистой инфляции.

— Недавно мы публиковали интервью с Игорем Заводовским. Относительно проекта «Золотой» и планов его окупить он сказал буквально следующее: «Окупим лет за восемь или за шесть — нам проще, мы делаем проект на свои деньги, нам не нужно скрупулезно считать». То есть крупнейший в регионе девелопер по торговой недвижимости говорит, что ему без банков проще.

— У него действительно уникальная ситуация. Когда о таком проекте говорят «Я не смогу точно посчитать»...

— Не то чтобы не могу — Заводовскому достаточно внутреннего ощущения — дорого или дешево. А банку, думаю, должно быть достаточно, что это Заводовский: у него есть адекватный бизнес-бэкграунд.

— Банкир не имеет права на ошибку. Потеря денег не означает для нас просто потерю прибыли. Это почти всегда привлеченные средства людей, предприятий. Аппетит к риску — это лишь один из параметров деятельности банка. У нас, несмотря на все сложности в экономике, которые сегодня есть, качество кредитного портфеля юридических лиц остается высоким. Из-за того что в целом портфель уменьшился, доля просроченной задолженности увеличилась, но она все равно не превышает 2,5–2,7%. Это, как мне кажется, хороший результат. Просто рисковать из-за того, что нам принесли проект, в котором уверен сам владелец, мы не можем. Мы должны просчитать проект и сказать: «Да, ты прав, мы соглашаемся с этим». Или: «Нет».

— Очевидно, сегодня стройка — вообще токсичный заемщик.

— Это отрасль, которая падает уже два года. Тем не менее мы не остановили кредитование жилищного строительства. Хотя в целом объем инвестиционного портфеля и портфеля строительных проектов в Уральском банке Сбербанка с начала 2015 г. сократился примерно на 30%: с 135 млрд до 100 млрд рублей.

— Тревожный признак, я считаю.

— И немалая сумма! Это тревожно с точки зрения потребностей банка и касается не только стройки, но и инвестиционных проектов. Весь наш портфель с начала 2016 г. сократился на 60 млрд рублей.

— А если не в абсолютных цифрах, а в относительных? 60 млрд рублей — это какая часть?

— Наш текущий корпоративный портфель составляет 450 млрд рублей — это срочный портфель кредитования юридических лиц. В начале года он достигал 500–510 млрд рублей. Мы потеряли 11–12%, для нас это много.

— По каким еще отраслям сократился портфель?

— Прежде всего по металлургии. Для предприятий этой отрасли сложилась благоприятная конъюнктура рынка из-за изменения курса рубля. Поскольку издержки у металлургов преимущественно рублевые, а продажи производятся в валюте, в отрасль пошел хороший денежный поток, и металлурги существенно сократили свои объемы кредитования.

Сократился портфель в экспортных производствах оборонного комплекса, потому что пришли большие поступления от экспортных контрактов, которые до этого банк финансировал авансово, и кредитный портфель, естественно, закрылся.

— С убыванием понятно, а где прибыло?

— Заметно прибыло в кредитовании не экспортно ориентированного машиностроения. Мы продолжаем кредитовать машиностроительные предприятия, в том числе производство локомотивов — это большие суммы. Кредитуем предприятия оборонного комплекса, потому что размер авансов чуть сократился и требует дополнения теми же кредитными средствами. Мы продолжает наращивать объемы ипотеки, хотя это уже не кредитование юридических лиц. Это деньги, которые фактически позволяют строительным организациям закрывать наши же кредиты.

— Господдержку ипотеки отменят и…

— Надеюсь, что нет. Но не я определяю бюджет. Восстановление ипотечного кредитования позволит строительным организациям опять работать с минимальным объемом привлеченных кредитов. У нас открыты большие линии крупным строительным организациям — тем, кто строит жилье. Выборка по этим линиям очень слабая, а дома строятся.

— Они просто не могут остановиться, они должны строить, иначе завалятся, как колосс на глиняных ногах.

— Знаете, спрос на жилье есть. И он активный. От 65 до 75% оформляемых нами кредитов — это кредиты на вторичное жилье, и от 30 до 35% — на первичное.

— Какие-то государственные инфраструктурные проекты финансируете?

— Конечно. Мы сейчас как раз находимся в месте, строительство которого профинансировал Сбербанк.

— Вы имеете в виду стройку «Екатеринбург-Экспо»?

— Да, это развитие уникального выставочного комплекса за пределами Москвы. Кроме того, мы работаем с «Водоканалом», финансируем крупные инфраструктурные проекты, связанные с повышением качества потребляемой воды. Такой проект в Ревде у нас уже профинансирован. Похожий проект в Екатеринбурге будет реализован в длительной перспективе. Программа рассчитана до 2025 г., и мы ее постепенно финансируем.

— Я правильно понимаю, мы сейчас об опережающем финансировании говорим?

— Да.

— В таком случае интересно, почему такой практики нет с дорожниками. Они то конкурсы играют, то денег ждут. Вполне цивильно взять кредит в Сбере, построить дорогу в сезон, дождаться финансирования и расплатиться...

— Вы знаете, если в бюджете прописана строка о том, что этот проект будет финансироваться в трехлетнем периоде, и мы видим, что он реалистичен с точки зрения его исполнения в три года, мы в такой проект с удовольствием пойдем. Но этого нет. И это касается не только строительства дорог.

— Какие-то примеры опережающего финансирования есть?

— По строительству дорог — нет, а вот к чемпионату мира по футболу в 2018 г. мы финансируем строительство подземной автостоянки на Татищева. Это 548 млн рублей кредитных средств, стоимость всего проекта — выше. Мы продолжаем финансировать строительство школ и детских садов по такой же схеме: аванс идет от банка в виде кредита на 2-2,5 года, который по окончании строительства закрывается.

— Раз уж мы заговорили о дорогих инфраструктурных объектах, почему у нас до сих пор не могут построить метро? Не потому же, что центр не дает денег? В конце девяностых их было гораздо меньше, но как-то выкручивались, строили станцию за станцией...

— Безусловно, силами только областного бюджета построить метро сегодня нельзя. Для того чтобы метро строилось, нужны миллиарды рублей. И безусловно, эти миллиарды должны быть сначала зафиксированы в бюджете и утверждены как государственная программа. Тогда мы готовы двигаться дальше и финансировать строительство метро. Но таких документов нет. Мы предлагаем свои возможности по строительству линии городского скоростного трамвая до Пышмы или в Академический район. Сбербанк готов идти во все проекты, которые финансируются бюджетом.

— У скоростного трамвая уже есть какая-то цена?

— Пока нет. Но когда формируется структура проекта, важно понимать, будет ли финансовая поддержка, можно ли планировать опережающее или авансовое финансирование, не бюджетное, а банковское. Да, можно. Это государственно-частное партнерство.

На выставке «Иннопром» мы обсуждали с главами муниципалитетов предложения по лизингу новых трамваев, покупку новых автобусов. Сейчас Сбербанк финансирует замену вагонов метро в Москве, и весь парк будет обновлен за счет лизинговых схем. Это реальные проекты, которые реализуются, и мы предлагаем сделать такое же и в Свердловской области.