Шамиль Идиатуллин: «Это уже не просто грязь на руках, а заражение крови»

Читать в полной версии

— Почти все ваши романы написаны про глубинку. Почему вам интересно писать про регионы?

— Я выходец из периферии. Родился в Ульяновске, вырос в Татарстане. Никак от этого не отвыкну. В детстве сожалел, что, вот, живу я в большом городе Набережные Челны, в газетах про него пишут, а книжек о нем нет. И, наверное, никогда не будет. Потому часть долга меня-взрослого передо мной-ребенком — сделать так, чтобы прогноз не сбылся.

Второй момент: у нас в стране слишком централизованная литература, скажем так, и издательское дело вообще. Это безобразие надо исправлять хотя бы на писательском уровне, что я и делаю.

Раньше мощные издательства были в регионах: на Кубани, на Дальнем Востоке, в союзных республиках. Сейчас 95% писательской жизни творится в Москве и в Питере. Кое-что, правда, достается Казани, Екатеринбургу, может, еще каким-то городам, где сохранились толстые журналы и литературные сообщества.

В-третьих, как читатель скажу: мне интересны книги не только про Москву. Про Россию тоже хочется. А как эксперт и член жюри разных литературных премий я давно убедился вот в чем: среднестатистический текст, действие которого происходит в столицах либо очень условном городе N, в равной степени может быть хорошим или плохим. Не угадаешь. А вот если действие происходит в конкретном городе — Краснодаре, Туапсе, Улан-Удэ, Тольятти — работы сильнее. Автор не побоялся прописать город, к которому он не равнодушен. Город становится площадкой или даже одним из героев истории. Обычно такая книга лучше продумана. И читать ее, как правило, интереснее.

Я это недавно заметил. Хорошо, что сам изначально так и писал. Сейчас, конечно, выходит косячок: упорно пишу про Татарстан, хотя сам уже 15 лет живу в Москве. Потому в «Бывшей Ленина» написал про некий провинциальный город в другом регионе России: придуманный, немножко обобщенный. А придуманность места попытался компенсировать очень точным срезом времени: действие книги происходит с февраля по апрель 2019 года. Не мне судить, удалось ли. Но задача была такая.

Жизнь провинции всегда интересна. В Москве сидят большие умные люди, чего у них под ногами путаться? Лучше писать то, что за меня не напишет никто.

— Как вы собираете материал о жизни в регионах?

— Мой рабочий день как раз состоит из общения с региональными журналистами. Раньше очень много катался по стране, сейчас — меньше. Но все города-миллионники объехал неоднократно. Был и в городах помельче, и в деревнях.

Понятное дело, нельзя путать туризм и эмиграцию: не стоит думать, будто можно понять город, пожив там пару дней или даже месяцев. Но, как говорят литераторы, есть типические черты. Возможно, их-то я и смог ухватить. А что не смог — додумал. У писателя задача: красиво и убедительно врать. Надеюсь, получилось.

— Галина Юзефович в рецензии на вашу последнюю книгу отметила, что «политическая реальность сегодняшней России, как показывает опыт Шамиля Идиатуллина, […] плохо поддается осмыслению и описанию посредством инструментария художественной прозы». Словом, не очень получилось?

— Во-первых, читатель всегда прав. Спор с читателем — самое глупое, что может позволить себе автор. Его задача — написать книгу, вложить в неё максимум. Дальше, когда продукт передан заказчику (читателю), надо отойти в сторонку, сидеть и не хрюкать. Надо смириться с тем, что умные люди говорят.

Спорить по поводу рецензии не буду. Галина вычитала в книжке что-то свое. Это «свое» сильно отличается от того, что хотел сказать я. Но это — ее право и обязанность. Другие рецензенты выступают с иными, иногда противоположными оценками, это тоже здорово.

Что касается политической реальности… Вечно у меня получаются триллеры с активным социально-политическим замесом. Новую книгу я собирался написать абсолютно по-другому. Хотел сделать историю внутри одной семьи. Но как-то рука сама потянулась к актуальной повестке — а политическая реальность современной России очень интересна.

Да, мое поколение помнит все эти мантры перестроечных времен про «не дай вам бог жить в эпоху перемен», или про то, что мы живем во времена, о которых интересно читать, но жутковато жить. Сейчас иначе. Читать про нынешнее время не так интересно, а вот жить становится… страшновато. Немножко холодочек за разные места берет.

Но все равно сюжеты есть. Интриги кругом раскиданы так щедро, что меня зло берет: почему мало текстов, основанных на современном материале? Вот мы ноем, что канал HBO неправильно снял сериал про Чернобыль. Елки-палки, у нас было 30 лет, чтобы самим снять правильно. Мы не воспользовались возможностью.

Не столицы, а регионы дают сейчас горы историй, интереснейших характеров. Уже сегодня есть база для новых сериалов уровня HBO или Netflix. Она интересует всех, кроме нас. Чужие люди напишут про это книги, снимут фильмы, сделают игры, если мы так и останемся дураками, которые чего-то стесняются или боятся, либо считают, будто никому не интересны. Но ведь страшно интересно! Такая кровоточащая, пульсирующая, бьющая и касающаяся всех нас жизнь, которую надо видеть, щупать, пытаться понять, что вообще происходит. Мы же предпочитаем жмуриться.

Люди устают от дамских романов, скверных детективов, низкосортной фантастики — но не очень читают и так называемую большую литературу, потому что не видят в ней себя. Любопытно, что в России хорошо читают интеллектуальную прозу, которая напряженно исследует тонкости адаптации человека к ситуации, но написанную не нашими авторами. Мы читаем отличные книги про вьетнамского переселенца в Америке или сомалийских, афганских беженцев в Европе, а книг про наших беженцев не читаем, потому что их, считай, нет. Смотрим в сторону, или, может быть, назад.

Возможно, мы считаем, что не достойны запечатлеться в истории или хотя бы в литературе. Думаем, будто никому не интересно…

— Потому и российские писатели молчат?

— Даже если в обществе существует тихое отрицание нашей реальности, типа «я не хочу быть участником всего этого», люди, которые заточены на то, чтобы изучать и отображать жизнь социума, не должны молчать. Они должны искать и подсказывать если не выходы, то хотя бы тупики.

Долг писателей, социологов, этнографов, ученых — исследовать происходящее. Но мало кто пытается.

Мы просто не знаем общества, в котором живем, и знать не хотим — в лучшем случае исходим из того, что нет темы для изучения, и так «все всё знают». Всё это творится у нас на глазах, всё это мы видим, но не осмысляем. Грабли аккуратненько кладем на одно и то же место, а потом бежим на них снова и снова. Плохой признак — это может очень нехорошо кончиться.

У нас привычки нет к саморефлексии. Но ее надо вырабатывать, иначе продолжим жить, не глядя в зеркало. Сейчас уже не просто грязь на руках, а заражение крови. Это страшно.

— Существует ли сегодня тренд на истории про малую родину в российской литературе?

— Такой моды нет в России, это европейская и американская штука. Они там не дураки: поняли, что столицы отработаны, пошли в глубинку и обнаружили, что про библейский пояс США, промышленные города, индейские резервации, про рядовых албанцев и валлийцев читать ничуть не менее интересно, чем про принцев, миллионеров и жителей мегаполисов.

Это же огромное скопище совершенно неизведанных миров по соседству с нами. Любой человек иной социальной или национальной культурной среды — космос с черными дырами.

Многие темы слабо представлены в российской литературе и даже в Рунете. Про многие обычаи, приметы и бытовые штуки ничего нельзя найти в Сети. А мы живем с иллюзией того, что в Сети все есть. Но информация в Интернете — тонкая пленочка, полпроцента видимой части жизни.

— Может, региональным авторам нужна какая-то дополнительная поддержка сверху, чтобы они писали?

— Поддержка нужна всякая, но если она будет сверху, то сразу примет форму жесткого госзаказа, опирающегося на начальственные представления о прекрасном. Это травмирует. Сейчас просто счастливо совпало отсутствие предложения и отсутствие спроса. Но тренды нужно создавать, как трендсеттер говорю (смеется).

Когда я писал «Убыр», мало кто думал, что роман, основанный на региональной, тем более татарской мифологии, окажется кому-то интересным. Но и читатели нашлись, и все больше авторов обращается к мифологии, вписанной в сегодняшний Петрозаводск, Нижний Новгород или Бурятию. Это ведь так и работает.

Нам нужны авторы, которые глубоко разбираются в нашей культуре, опираются на генетический код, если угодно, на любовь к тому, что растворено у них в крови, что опознается, как запах знакомого с детства блюда, нота колыбельной, звук поскрипывания ведра на коромысле. Этот код зашит в фасон юбки, форму воротников, узнаваемый рисунок скулы и разрез глаз, в сказки, знакомые с детства. То, от чего кровь вскипает, то, что заставляет наши сердца биться в одном ритме и по схожим поводам.

Нужны авторы, одержимые российской культурой. Которые не боятся говорить и умеют писать. К сожалению, эти качества редко сочетаются в одном человеке. Раз за разом вижу творения новичков — плакать хочется. Человек искренне любит малую родину, здорово ее знает, а писать вообще не умеет. Получается ерунда. Но количество рано или поздно переходит в качество.

— Может ли в наше время российская культура служить объединяющим для страны фактором?

— Россия — сумма разных культур, в этом ее сила и особенность. А намерение сделать всех не просто едиными, а одинаковыми, напоминает анекдот про автомат для бритья: мол, как им пользоваться, ведь форма лица у всех разная? Ну да, до первого бритья — разная.

В России все активнее пытаются внедрить такой «автомат для бритья»: чтобы все были одинаковые, говорили на одном языке, исповедовали одну веру, одинаково одевались, одинаково голосовали, причем не по существующему, а по искусственно верстаемому канону. Но приведение к одному знаменателю затирает яркие оттенки в социуме. Красное, зеленое, белое, черное становится одинаково серым.

Возьми лучшие блюда всех кухонь мира — получишь шикарный пир. А теперь перемешай их в одной кастрюле. Невозможно же такое есть. Надо беречь, развивать нашу особость, имея в виду, что мы все разные и по-своему прекрасные, и мы все россияне. Что мы все живем тут и хотим, чтобы у нас была единая сильная свободная страна. И единый сильный культурный аспект, который нас объединяет и вдохновляет. Но для этого надо учить друг друга, а не давить: учить разным сказкам, песням, языкам и т.д.

— Говоря о великой русской литературе, обычно имеют в виду Достоевского, Толстого, Тургенева, Чехова. Способна ли российская литература снова стать великой?

— В чем было новаторство этих писателей? Они рассказывали про пресловутых маленьких людей, у которых кипели грандиозные страсти. Они не писали только про графов-баронов, благородных разбойников или воинов. Их книги — про обыкновенных, смешных, неидеальных, кривоногих, толстых и нелепых, глуповатых людей, в которых читатель научился видеть себя.

В современной России каждый год выпускают от пяти до пятнадцати очень хороших книг. Уверен, по 2-3 из них обязательно войдут в золотые фонды. Порой нужны годы, чтобы книга стала мировым явлением.

Понятно, что у англоязычной литературы есть огромный гандикап. Полмира общается на английском. Но вспомним скандинавов: того же Стига Ларссона или Ю Несбе. Харуки Мураками из Японии, Орхана Памука из Турции. Эти писатели, может, не очень попадают в душу отдельного норвежца, японца или турка, но проникают в какую-то суть вещей, понятную читателям по всему миру.

Нам тоже надо интересно рассказывать про своих современников. Всякая литература рассчитана на текущее поколение. Нет смысла писать для сыновей и внуков. Читатель должен узнать себя. Пока мы не умеем воспроизвести подходы Достоевского или Толстого, но надо стремиться.

— Как региональному писателю начать зарабатывать на своих историях, если вся издательская жизнь — в столицах?

— Первое и главное: правил нет. Второе: можете не писать — не пишите. Третье: начал книгу — добей. Как делают некоторые? «Уважаемый редактор, я написал первую главу, если вам понравится, допишу концовку». Милый, если тебе самому лень дописать историю и не интересно, как читателю, чем она закончится — почему другие должны это читать?

Никогда не публикуйтесь за свой счет. Надо искать издательства, редакции, серии и литературные журналы, в том числе региональные, которые явно сориентированы на что-то пусть очень отдаленно, но похожее на ваш текст. Надо писать редакторам и издателям.

Участвуйте в хороших литературных конкурсах — в тех, конечно, которые не берут денег с участников. Даже «Большая книга» принимает опубликованных самовыдвиженцев и даже рукописи, номинированные творческими союзами, редакциями или библиотеками. Публикуйтесь, не сдавайтесь. Талантливых писателей заметят.

Не надо думать, будто вы никому не нужны, издательства непрерывно ищут новые имена. Напишите издателю, но сначала грамотно составьте синопсис и проверьте ошибки. Если писатель допустил 5 ошибок в обращении к редактору, никто не будет читать само произведение.

Рано или поздно на письма откликаются. Если сопроводительное письмо хорошее, в 95% случаев на него не ответят или ответят: «Спасибо, не надо». Но у вас остается целых 5%.

И будьте готовы, что за первую книгу вы, скорее всего, получите мизерные деньги. Ноль копеек за первую книгу — неплохо, часть тиража в качестве гонорара — хорошо, 25-30 тысяч рублей — прекрасно. Первые гонорары — мизерные, если не будете лениться и если повезет, дальше будет проще и богаче.

— Скоро вы приедете на фестиваль науки, технологий и искусства «GEEK Picnic Краснодар». Заметили рост интереса к подобным форматам?

— Регулярно участвую в книжных выставках, ярмарках, но чтобы в событии вот такого широкого профиля… не вспомню.

Я замечаю ураганный рост интереса к наукам. В России все интенсивнее покупают и читают нон-фикшн. Есть смысл помнить, что в прошлом веке именно в Советском Союзе, а не в Англии или Франции, появилась, окрепла и стала грандиозным явлением научно-популярная литература для широкого читателя. Да, местами она была неуклюжей, скучной и слишком прикладной, но местами — вполне шедевральной. Книжки «Занимательная физика», «Занимательная алгебра» Перельмана до сих пор переиздаются — даже за рубежом.

И сегодня разбуженный этим шедеврами интерес дождался ренессанса такой литературы. Да, пока она преимущественно зарубежного производства. И да, лично мне как читателю остро не хватает художественной составляющей, то есть умной научной фантастики. Но опять же — я верю в закон перехода количества в качество.

Многое из того, о чем писали фантасты, уже случилось — и именно потому, что они об этом писали. Книги позволяют мечтать, фантазировать. Если бы Илон Маск, Стив Джобс, другие изобретатели, новаторы и предприниматели не читали фантастику и научпоп, возможно, мы бы жили в гораздо менее интересном и удобном мире.