Артём Коржеманов: "Заниматься наукой проще за пределами столицы"
Очевидно, что в стране, где родители отвергают необходимость вакцинации детей, а чиновники предлагают бороться со СПИДом пропагандой семейных ценностей, популяризация научных знаний становится жизненно необходима. Как с этим обстоят дела сейчас?
Популяризация науки в России, если не брать в расчёт советский период, когда это было государственной задачей, началась относительно недавно — лет пять назад. К сожалению, информирование населения о научных достижениях, что называется, в лоб, у нас не работает. Поэтому необходимо либо повышать уровень доверия масс к учёным, либо искать другой подход к просветительской деятельности.
Пытаетесь ли вы искать поддержки у государства в этом вопросе?
Безусловно. На Западе наука обращается напрямую к людям, которые избирают власть, поэтому там развитие научных знаний является частью предвыборной программы политиков. У нас же пока учёным приходиться самим убеждать чиновников в том, что это необходимо. Этот путь, конечно, сложнее, потому что далеко не всегда для людей у власти наука является приоритетом.
Как мне кажется, по мере того, как в обществе растёт интерес к знаниям, всё больше людей должны идти в науку. Можно ли сейчас говорить о росте количества молодых учёных в России?
Мне кажется, пока рано говорить о том, что ситуация как-то существенно изменилась в лучшую сторону. Популяризация науки — это многоступенчатый процесс. Кроме того, практика показывает, что привить интерес к новым знаниям людям за 30 достаточно сложно — у них уже своя жизнь, свои проблемы. Поэтому надо активнее работать с молодёжью.
То есть, развитие общества — это долгий процесс, который может растянуться на многие годы?
Разумеется, однако даже самый длинный путь начинается с первого шага. Кроме того, мы можем определить для себя некие промежуточные цели. В Москве, например, на научно-популяризаторских мероприятиях даже пытаются зарабатывать деньги, и это нормально: успешность любого проекта во многом зависит от его способности выйти на самоокупаемость. В качестве примера можно привести некоторые научные интернет-издания, такие как "ПостНаука" или N+1. Есть и просто энтузиасты, к числу которых я отношу себя. Меня не расстраивает отсутствие какой-то мгновенной отдачи от моей деятельности, я не жду что речи, которые я слышу по телевизору, сразу станут умнее. Я просто получаю удовольствие от того, что выступаю перед людьми.
К тому же, пользы от вашей деятельности в любом случае больше, чем от бездействия. Оценить результат можно будет потом.
Я очень надеюсь на это. Впрочем, есть и альтернативная точка зрения — некоторые считают, что пользы от активной просветительской работы может быть меньше, чем если вовсе ничего не делать.
Как это?
Популяризация знаний бывает разной. Если преподносить людям голые научные факты без обоснования, ничего хорошего из этого не выйдет, поскольку интерпретация этих фактов и модель, в которую они укладываются, могут со временем меняться — например, может вдруг выясниться, что некоторые гомеопатические средства всё-таки работают. В науке важны детали, важно объяснять почему учёные когда-то думали так, а теперь иначе. В противном случае люди просто не будут доверять таким знаниям.
Правильно ли я понимаю, что аудиторию надо в первую очередь научить мыслить критически, и проблема отчасти в том, что российские учёные пытаются за несколько лет изменить образ мышления людей, тогда как на Западе на это ушли десятилетия?
У нас в стране всегда так, это достаточно типичная ситуация.
Какова сейчас ситуация в сфере образования? Есть ли молодые преподаватели, появляются ли новые методики обучения? Или у нас учат также, как и 25-30 лет назад?
Это очень сильно зависит от региона — в Нижнем Новгороде, Москве, Краснодаре, Новосибирске учат по-разному. Если рассматривать, например, сферу образования в столице, там всё достаточно плохо. Москва — вообще один из самых плохих городов для занятий наукой.
Это неожиданно. Почему?
На самом деле, причины очевидны. Во-первых, в Москве очень дорого жить. Наука — это бюджетная сфера, и хотя учёные получают больше, чем учителя или врачи в поликлиниках, это всё же не московский уровень. Во-вторых, в столице больше возможностей для самореализации, не связанных с научной деятельностью в чистом виде. Если у тебя хорошо с математикой, ты можешь, скажем, устроиться в "Яндекс" или получить высокооплачиваемую должность где-нибудь в финансовом секторе. Можно уехать за границу — из Москвы это проще сделать, там есть много представительств зарубежных компаний.
Я хорошо помню свои впечатления от столичных институтов, которые занимаются физикой — уже несколько назад было практически пусто. В лабораториях работают люди предпенсионного возраста, аспиранты появляются там один-два раза в неделю, в остальное время где-то подрабатывая, и после защиты, как правило, уходят на хорошую работу. Сейчас научная отрасль финансируется лучше, чем раньше: появились различные программы развития вузов вроде "5-100", по которой ведущие университеты страны, в том числе МГУ, МИФИ и МФТИ получили большие деньги. Однако заниматься научной деятельностью до сих пор лучше всего где-нибудь в Новосибирске — городе с богатым академическим прошлым.
Нижний Новгород, по моему мнению, не самый плохой и не самый хороший город для научной деятельности. У не такие большие зарплаты, как в Москве, жизнь в целом существенно дешевле, поэтому удержать молодых специалистов при институтах гораздо легче. Я могу сказать, что молодые специалисты у нас есть, система подготовки кадров работает - правда, если говорить про ИПФ РАН, во многом потому, что наше руководство всегда придавало этому огромное значение. Мы подхватываем молодёжь ещё на уровне старших классов школы — например, в лицее №40 есть профильные физические и биофизические классы, где школьников целенаправленно готовят для поступления в Высшую школу общей и прикладной физики ННГУ, а оттуда они уже попадают к нам в аспирантуру, и доля тех, кто потом остаётся, достаточно высока
То есть, заинтересовать наукой школьников вам удаётся?
Да, но я считаю, что в этом направлении ещё есть, над чем работать.
Что необходимо изменить для того, чтобы повысить интерес молодёжи к научной деятельности? Что является главным мотиватором — понятно, что все хотят хорошо зарабатывать, но, возможно, есть и другие факторы?
Конечно, все хотят жить достойно, однако те, кто хочет по-настоящему много зарабатывать, скорее, будут стремиться открыть своё дело — для них не столь важно, чем конкретно они будут заниматься. Тем не менее, деньги всё равно необходимы для проведения исследований — любой эксперимент, любая научная работа предполагает наличие оборудования и расходных материалов, причём речь идёт о значительных суммах. Это действительно большая проблема — учёному важно не только получить финансирование, но и суметь грамотно им распорядиться. Между тем, федеральные законы о закупках совершенно не приспособлены под научные нужды — особенно это касается реагентов. Очень часто возникают сложности с закупками из-за рубежа при отсутствии отечественных аналогов, а российские представительства международных компаний, у которых можно закупить необходимую продукцию, порой делают огромные наценки. Доходит до того, что какие-то вещи проще купить за рубежом и привезти, что называется, в кармане — такие случаи тоже бывают. Хотя, конечно, какой-нибудь осциллограф (прибор для исследования параметров электрического сигнала — ред.) таким образом не провезёшь.
Тем не менее, в последнее время мы всё чаще слышим о том, что расходы на науку увеличиваются, и в некоторые годы этот рост был очень заметным. В чём тогда причина нехватки средств — в их неправильном распределении или в чём-то ещё?
Необходимый объём финансирования научной деятельности зависит от того, на что мы ориентируемся и что хотим получить в конечном итоге. Если мы претендуем на звание одной из ведущих мировых держав, мы должны понимать, что ни одна современная держава не может существовать без сильной науки, которая поддерживается на всех уровнях. В этом случае необходимо ориентироваться если не на те суммы, которые тратят Китай и США, то хотя бы на уровень Германии или Франции. А мы по этому показателю в какой-то далеко не первой десятке, как ни считай — что в процентах от ВВП, что в расчётё на учёного.
Я никогда не общался ни с кем из тех, кто отвечает за распределение финансирования, однако исходя из официальных заявлений можно сделать вывод о том, что чиновники не готовы выделять большие средства, не будучи уверенными в том, что деньги будут эффективно потрачены. По мере того, как научная сфера переходит на грантовое финансирование, а требования к отчётности становятся всё более жесткими, ситуация, казалось бы, должна упрощаться, однако на практике система становится всё более бюрократизированной. Очевидно, что применять производственные показатели к науке бессмысленно — она так не работает.
Но при этом наука и производство тесно связаны между собой. Многие предприятия, в том числе нижегородские, активно вкладывают средства в научные разработки. Ощущаете ли вы рост интереса к науке со стороны индустрии?
Я могу судить о ситуации по работе нашего института — финансирование со стороны ФАНО, которое является головной организацией и отвечает за выделение бюджетных средств, составляет примерно 25% от общего объёма. Ещё четверть мы получаем в виде грантов Российского научного фонда, Российского фонда фундаментальных исследований, Минобрнауки России и так далее. Всё остальное — это хоздоговорная деятельность. Однако при этом надо понимать, что у ИПФ РАН достаточно специфические заказчики — в первую очередь, это Минобороны и «Росатом», который покупает наши оптические элементы и заказывает лазеры опять-таки для околовоенной деятельности. Каких-то инновационных гражданских производств, которые бы требовали нашей экспертизы, пока очень мало.
Получается какой-то замкнутый круг — инновационных предприятий мало, потому что денег на научные разработки нет, а поскольку конкурентных инноваций почти нет, то и зарабатывать не на чем. Остаётся надеяться, что все звенья этой цепи начнут развиваться организованно и поддерживать друг друга.
Я бы не сказал, что пристально слежу за тем, как меняется бизнес-климат у нас в стране, но какие-то действия по снижению налоговых льгот для бизнеса и упрощению торговли с зарубежными странами, как мне кажется, возымели бы положительный эффект.
Кроме того, в любой крупной научной организации есть сотрудники, которые ориентированы на фундаментальную науку, и есть, те, кто склонен к прикладной деятельности. Среди последних, я уверен, найдётся немало тех, кто способен открыть своё дело Для Европы и США это нормальная ситуация, да и наши завлабы фактически занимаются той же работой, что и предприниматели — они управляют коллективом, выстраивают производственные цепочки, ищут заказчиков, ведут с ними переговоры, пишут и сдают отчёты. Если такие люди начнут пробовать свои силы в бизнесе, мне кажется, для страны это будет очень хорошо.