Интервью: попытки возродить «Знак качества» привели к его дискредитации
— Николай Николаевич, бизнес последние годы предприниматели прошли через ряд реформ — ЕГАИС, онлайн-кассы, чипирование, «Меркурий». Как вы оцениваете успех, все ли удалось?
— Основной момент в том, что, на мой взгляд, многое было сделано поспешно, не очень хорошо подготовлено. При этом результаты есть. Скажем, система ЕГАИС. Уплата акцизов показывает стабильную положительную динамику, при этом двукратный рост показали небольшие пивные компании. Это что значит? При отсутствии системы они то показывали, то нет.
Это появляется, и сразу же внедряется. Сначала ошибки, потом разъяснения. Все выстраивается, но потом. Все принимается быстро, даже производители этой техники не успевают, как было с онлайн-кассами. По «Меркурию» там, по моим данным, особых проблем нет, это не сложнее онлайн-касс. То, что не решено, — не утвержден реестр, где онлайн-кассы применяют с ограничениями. Знаю, что этот список готов, он проходит согласование.
— Каково ваше отношение к росту НДС и пенсионной реформе?
— Озвучу свою личную точку зрения. Что касается пенсионного фонда, я считаю, что не там ищут доходы для пенсий. Суть реформы в том, что деньги ищут среди работающих. По оценкам экспертов и профильных структур, 15-20 миллионов людей у нас не заняты официально. А надо быть как минимум самозанятым.
Даже если 15 миллионов человек не платят ничего в пенсионный фонд, а потом приходят за пенсией, это огромная обуза. Надо срочно что-то делать.
Хотя бы копейку пусть платили. А раз этого не сделано, надо искать другие пути, что и происходит.
В росте НДС ничего хорошего я не вижу с точки зрения стоимости товаров, услуг, всей жизни. Подорожает все, в какой степени — оценить не берусь. С точки зрения государства надо искать средства на обязательства — ищут.
— Какого бизнеса, на ваш взгляд, не хватает в Новосибирской области?
— Яркий пример приводил на встрече один предприниматель. (Владелец небольшого магазина фермерской продукции рассказывал про свинью-«путешественницу», которая из-за отсутствия в области скотобоен перед попаданием на прилавок совершила поездку из Криводановки в Тогучин и потом в Новосибирск, — прим. ред).
Для села нашего это реально проблема. Пол-области было бы благодарно. Скажем, для Краснодарского края это не проблема — там у частника нет скота, запрещено. У нас в частном секторе много кому личный скот жить помогает. Хотя бы на два района одну скотобойню, или несколько передвижных и график. Было бы здорово. Все это знают, но никто не берется. Если бы кто взялся, мы бы поддержали этот проект.
— Знаю, что не хватает предприятий по глубокой переработке
— Я глубокий сторонник того, что все, что у нас растет, должно тут же и перерабатываться. Молока много вывозят: молоко у нас, а добавленная стоимость в Кемерово. Зерно у нас, а перерабатываем максимум в муку. Макароны, глюкоза — Алтай.
— А почему?
— А почему бойни не делают? Настоящих буйных мало. Проблему видят, а никто не берется. Это сложно. На глубокую переработку и денег надо много, и конкуренция высокая. Страна у нас большая, а рынок небольшой, потребляем мы мало. А выйти с готовой продукцией в Китай не очень выходит. У нас берут зерно, а не муку, лес, сырье.
Надо научиться перерабатывать, и, научившись, понимать, куда ты будешь сбывать. Вопрос переработки связан с рынками сбыта и умением продавать.
— Аналитики рынков говорили, что Новосибирской области нужна диверсификация сельского хозяйства. Не пшеницу растить, а подсолнечник, лен.
— У нас весь парк техники заточен под зерно. И вдруг — давайте подсолнечник. Это новые трактора, сушилки, сеялки. Не бывает, сегодня одно, завтра другое. Хотя, по моим знаниям, потихоньку что-то движется: «Унисибмаш» у нас сеялки делает для подсолнечника и кукурузы, масло растительное начали производить. Раньше не было.
— Уже несколько лет, как закрыли Гусинобродский рынок, который давал работу более чем пяти тысячам людей. Сейчас «Восток», «Норд сити молл». Как думаете, область восстановила, что потеряла?
— А что потеряла? Люди работали, а в бюджет рынок ничего почти и не давал. Тот же «Нордмолл» и «Восток» под крышей, стационарно. Налоговая придет — никто не разбежится. Область выиграла.
— Как вы считаете, есть смысл в развитии «продуктового» и «товарного» патриотизма, бренд «Сделано в Новосибирске»?
— У меня двойственное отношение. Если я привык к определенной марке молока, мне туда ни прямоугольник, ни «Сделано» не надо. Я знаю, где купить. Я такой. Как маркетинговый временный ход — может быть.
С момента советского знака качества столько было попыток его возродить, что уже некая дискредитация произошла. Если бы это было востребовано, за него бы бились, но нет.
В итоге организаторы всех этих знаков приходят к власти и говорят — помогите привлечь, вручить. А если через административный ресурс — я это не поддерживаю.
— Кроме «Меркурия», ГОСТа у нас есть «Роскачество», «Ревизорро», общественники, контрольные закупки, «Хрюши рядом». Однако в магазине берешь пять разных пачек масла, а там в трех совсем не масло. Дают ли все эти общественные акции, передачи в СМИ эффект в повышении качества?
— Скорее, с точки зрения просвещения. Больше людей начинают читать этикетки, изучать, что там.
— Есть рынки, где федеральные и интернациональные сети давят наших мелких производителей: и продукты, и производство и продажа строительных и отделочных материалов, мебель. Наши не могут давать такую цену. Как вы оцениваете ситуацию с монополизацией рынка торговыми сетями?
— Это процесс естественный. Крупный сетевой бизнес будет превалировать.
— Надо ли как то тормозить это, защищать и охранять мелкий бизнес?
— Надо.
Мне кажется, мы придем к пониманию того, что мелкий бизнес надо сохранять с точки зрения образа жизни, а не производства.
Продовольственная задача решена. Мелкий бизнес — для ассортимента, для эксклюзива, как хобби, для души, самореализации. Защищать — конечно надо. Через поддержку бизнеса, чтобы мелкий бизнес был в секторальных нишах конкурентен.
— А крупный надо защищать? Как вы относитесь к ситуации, складывающейся в «Холидее»?
— Смертельного ничего нет. Конечно же, это потеря — то, что произошло. В результате пострадало большое количество партнеров. Тут либо переоценка возможностей была, либо недооценка ситуации. Часть активов они продали. Пока они пытаются «сохранить лицо».