Приморский край, 03 ноя, 03:37

Приморской сцене Мариинского театра не грозит дефицит оперных кадров

Почему слава и деньги – это хорошая мотивация, от чего вопит китайская публика, на что живет Метрополитен-опера, рассказала худрук оперной труппы Приморской сцены Мариинского театра Ирина Соболева
Читать в полной версии
Фото: РБК Приморье

Культура и высокое искусство все больше разворачиваются на Восток. Недавно в Китае с большим успехом прошли гастроли Мариинского театра, а на ближайшие три недели культурной столицей ДФО, а может и всего Азиатско-Тихоокеанского региона стал Владивосток. Город вновь принимает международный фестиваль оперы и балета. О том, как развивается дальневосточный филиал Мариинского театра, в эксклюзивном интервью РБК Приморье рассказала заслуженная артистка России, художественный руководитель оперной труппы Приморской сцены Ирина Соболева.

Видео: РБК Приморье

– Ирина Юрьевна, давайте начнем с 2021 года, когда вы возглавили оперную труппу Приморской сцены Мариинского театра. Позже вы признавались, что вас эта новость обескуражила. Как сейчас вы чувствуете себя в этой роли?

– Вы совершенно правы, это было для меня таким неожиданным, шоковым известием. Меньше всего в жизни я себе представляла, что буду чем-то руководить, потому что моя основная профессия – оперный концертмейстер. Но уж становиться руководителем мне – никак, даже ни в каких мыслях. Мой приемный отец был руководителем крупных театров сначала в Ленинграде, потом в Санкт-Петербурге. И, конечно, я помню, сколько было сложностей на такой позиции. Поэтому я никогда к этому не стремилась. Но когда-то я прочитала потрясающую фразу одного советского великого начальника, он сказал следующее: человек растет под тяжестью ответственности. И это я могу сказать совершенно точно. Растерянность, которая у меня была в начале, сменилась пониманием, что надо работать – надо включаться. Никаких вводных у меня не было. Меня просто, как сказать, немножко поставили к барьеру и сказали: оттолкнись и прыгай. И в какой-то момент я оттолкнулась и прыгнула. Я встретилась с труппой театра, – мы, конечно, друг друга знали, я приезжала на мастер-классы и работала вместе с ними, – я посадила их и сказала об этом. Я помню их глаза, они были тоже растерянны, даже не знаю, кто больше – я или они, потому что это и для них неожиданно случилось. Я им сказала, что мне поручено, давайте что-то делать, и начнем учить, учить и учить, потому что качество должно быть очень высокое, никакой халтуры. Ну и как-то вроде бы пошло. Результаты, как вы видите, есть, они отмечены всеми.

– В бизнесе успех руководителя оценивают, прежде всего, его эффективностью. В опере можно так оценивать, и что такое эффективность для вас?

– Вот сейчас за пульт выйдет выдающийся дирижер современности, величайший музыкант Валерий Гергиев. У меня только самые восторженные эпитеты, хотя я с Валерием Абисаловичем плотно работаю больше 45 лет, я не устаю восхищаться тем, что он делает. Вот это мой прямой начальник. У него есть абсолютно четкое представление, что мы должны делать сегодня в России с нашей музыкальной культурой, на какой уровень должны ее поднять, сколько зрителей и слушателей привлечь к выдающимся шедеврам русской и зарубежной музыки. Это его главная установка, а моя задача — выполнять. И сейчас это – ускорение процесса, касающегося Приморской сцены. То, что солисты научились быстро учить партии, знаете, это же тренаж памяти. Когда певцы учат одну партию в год, память не натренируется. А когда задач много, и нужно сегодня учить одну партию, завтра следующую, а ту еще доучивать, это приводит к координации, к скорости, к оперативности. Если это есть у оперной трупы, это дает возможность осваивать новые спектакли. И мы их сейчас осваиваем довольно быстро. Например, редкий случай, когда оперный сезон, наш сезон 2024-2025, открылся премьерой. Меньше месяца от начала прошло, и мы уже открылись премьерой. Это был «Дон Паскуале» Гаэтано Доницетти, блистательная опера, которую мы показали и сейчас показываем, еще идут премьерные показы. У нас, по-моему, еще 10 спектаклей прошло.

– Как вы справляетесь с такой многозадачностью? Дайте совет людям, которые устали от большого количества задач, от джетлагов. Вы же из Петербурга во Владивосток ездите очень часто. Как вам удается?..

– Не только из Петербурга во Владивосток. Сейчас моя дорога во Владивосток была из более ближнего края, но так получилось, что в связи с отсутствием некоторых рейсов, я полетела из Макао в Эмираты, из Эмиратов в Москву, из Москвы в Питер, обратно в Москву и потом во Владивосток. Я думаю, что умение переключаться связано не с организмом, а с головой. Может это не совсем правильно для организма, но я думаю, что для того, чтобы заставить себя быстро включиться в работу, надо просто себя переключить, как тумблер – turn оff или turn оn. После перелета я себе никогда не позволяю лечь спать, потому что я моментально расслаблюсь и все, тогда очень сложно себя собрать. Но я никогда бы не посоветовала так же поступать всем остальным. Не надо. Каждый человек должен отвечать за себя и решать, что ему под силу, но, если есть много задач, необходимо так жить.

– Вы упомянули Макао. Гастроли Мариинского театра недавно прошли в Китае с огромным успехом. Но как именно вас принимала публика?

– Здесь есть с чем сравнивать. Первый раз я была в Китае, наверное, лет 20-25 назад. Мы с Валерием Абисаловичем открывали в Пекине новый оперный театр. Он тогда нас совершенно поразил необычностью: там была огромная сфера, как гигантская летающая тарелка, а внутри были сады, конструкции. На нас он огромное впечатление произвел, но мы не могли понять, зачем оперный театр в Пекине? Было немного странно и непонятно, как вообще китайская публика примет оперный жанр. Мы тогда показывали «Князя Игоря», был первый показ и полный зал. И мы немножко замирали, потому что знали – сейчас прошла увертюра, и должны быть аплодисменты. А у нас проходила увертюра и полная тишина. Публика была еще не очень образована, они смотрели друг на друга, и кто-то по команде говорил – давайте, можно хлопать, и все дружно хлопали, потом кто-то говорил – все, и они замирали, и слушали дальше. Это было для них что-то необычное. Но вот прошли два с лишним десятилетия, и это совершенно другая публика. Они образованные, любящие музыку, они воспринимают оперу иначе. Кроме того, сейчас много китайской молодежи учится в России в музыкальных учреждениях, в консерваториях. Сегодня совершенно другая публика. И сейчас на наших гастролях они вопили, кричали, не отпускали – артисты выходили на поклоны и не могли уйти. Потом Валерий Абисалович представлял исполнителей отдельно, и был такой крик на каждого из персонажей, такой восторг, цветов очень много. Раньше этого не было.

– Мы заговорили о том, как меняется публика, но ведь и сама опера меняется. Доминик Мейер, возглавлявший Венскую оперу, как-то сказал, что опера — это искусство, которое доступно каждому. Это уже не элитарное искусство. Во многом благодаря новым технологиям, оно становится более открытым и более интересным. Как считаете вы, технологии нужны классической опере?

– Конечно, безусловно. И они нужны классической опере не только для ее популяризации. Я считаю, что они должны внедряться в саму классическую оперу. Например, есть два выдающихся русских композитора – Антон Рубинштейн и Николай Римский-Корсаков. В разное время они написали фантастические оперы «Демон» по Лермонтову и «Ночь перед Рождеством» по Гоголю. И что мы видим в этих фантастических историях, написанных более 130-140 лет назад? Предположим, «Ночь перед Рождеством»: Вакула летит, луна опускается, исчезает, выскочил черт – вскочил в печку. Тоже самое пишет о «Демоне» Рубинштейн: он то появляется, то исчезает. Понятно, что 150 лет назад можно было разве что подвесить картонку, посадить какую-то куклу и пронести ее на веревочке сквозь сцену. Но сейчас мы можем показать в компьютерной графике совершенно невероятные вещи. Вот вышел фильм «Аватар», и уже сам по себе задал эту планку. Мне очень хочется увидеть оперу с потрясающей музыкой и исполнителями, но решенную таким совершенно фантастическим, необыкновенным образом.

– Да, но опера и так один из самых дорогих жанров в театральном искусстве.

– Конечно, это требует огромных средств. Но давайте думать о том, что мир не может оставаться в одной точке горения, безусловно, что-то поменяется. Может придет момент, когда еще больше финансов пойдет на развитие искусства и оперного жанра. Хотя, конечно, надо сказать, что Мариинский театр не обделен, иначе мы ничего не смогли бы создать, а мы создаем.

– А кто здесь должен играть партию первой скрипки – государство или частные инвесторы, меценаты, как это было раньше?

– У нас вообще удивительная страна, потому что мы субсидируемся государством. Такого же нигде нет. Это уникальность России: государство дает деньги театрам. Вы знаете, как существует Метрополитен-опера в Нью-Йорке? Я работала в ней много лет, и мы выпускали много спектаклей. У них есть такие программки, когда поворачиваешь на последнюю страницу, там сначала мелким шрифтом, потом крупнее, и в конце очень крупно написаны фамилии. Что это такое? Это – донейшн. Причем вписаны все, даже молодежь 18-19 лет, которая жертвует на развитие театра 5 долл. Дальше список увеличивается, и там суммы – мама, не горюй, очень большие, потому что, как вы правильно сказали, это – меценаты, люди, любящие искусство, которые готовы в силу своих возможностей приносить пользу театру. И в России так было: опера Мамонтова – ну, что тут говорить. И это было правильно. Ты живешь в этой стране и, конечно, должен помочь развиваться той блестящей сфере, которая у нас есть.

– Сейчас практически все сферы страдают от дефицита кадров. Оперы это тоже касается, где вы ищете артистов уровня Мариинского театра?

– Перед тем, как меня назначили художественным руководителем оперы Приморской сцены, я принимала участие в прослушиваниях для набора сюда певцов. И вот одно из первых прослушиваний – к нам пришло, наверное, человек 6-7, из них взять можно было, пожалуй… ну одного точно можно было взять, я не буду называть его фамилию, это уже очень известный певец. И, в принципе, больше некого было брать. Некого. А что такое отсутствие певцов? Это невозможность репертуара. На второй год меня опять пригласили, я посидела на прослушивании и опять поняла, что выбирать-то не из кого. А какая ситуация сейчас? В этом году мы делали прослушивание – в первый день было 49 человек, причем это те, которые уже прошли предварительный отбор, и во второй день, наверное, 30 человек таких же. Молва о развитии этого театра, конечно, идет. Два года назад выдающаяся российская певица Хибла Леварсовна Герзмава создала свой конкурс, это очень значимый конкурс. Певцы, ставшие там лауреатами, очень быстро стали делать серьезную оперную карьеру. А они на самом деле из Приморской сцены, они здесь начинали.

– Как вы относитесь к тому, что сейчас молодежь делает карьеру, стараясь монетизировать свой талант? Ведь художник должен быть голодным, разве нет?

– Не знаю, относится ли это к певцу. Художник на Монмартре, наверное, должен был быть голодным, чтобы в свободном мозгу рождались какие-то картины, типа Писсарро. У певца немножко все другое. Это же своего рода спортивная профессия: должна быть выносливость, должно быть очень хорошо развито дыхание, а оно само по себе не разовьется, нужно развивать физические качества, потому что у певца могут быть задачи на спектакль, где нужно прыгать, бежать, упасть и катиться, может, даже по лестнице. Человек рыхлый и неподготовленный может себе и голову сломать.

– Но для того, чтобы быть в хорошей физической форме, не обязательно вкладывать в себя деньги, как мне кажется. Можно бегать по набережной, у нас прекрасный Амурский залив, и это бесплатно. А я говорю о монетизации таланта. Чего они хотят, что ими движет? Они хотят прославиться, заработать денег…

– Все правильно, а здесь все есть. А что вообще движет любым человеком? Есть категория людей, которые предпочитают, чтобы ими ничто не двигало, но большинство людей, тем более, если это молодежь… она должна быть амбициозна. И потом это – здоровая конкуренция, это правильная вещь. В нашем жанре есть, с чем сравнивать: много записей оставлено выдающимися мастерами. И молодежь это слушает – могу я так взять эту верхнюю ноту? Нет, не могу. А Паваротти может. И здесь только два пути. Сказать: «Ну, хорошо, он может, а я не могу» и пойти спокойно гулять или бегать по набережной, а другой скажет: «Нет, значит, я что-то не так делаю» и слушает второй раз, двадцать пятый, пятидесятый. И человек становится озабоченным своей профессией, это очень важная вещь. Здесь, если ты не «крэйзи», нечего делать.

Полное интервью с Ириной Соболевой смотрите в видеоверсии.

Еще больше новостей в нашем телеграм-канале. Подписывайтесь.

Pro
Как бизнес осваивает производство в космосе
Pro
«Покупка жилья станет роскошью». Что происходит с ипотекой в России
Pro
Американская зависть. Кто и зачем запустил миф о гибели экономики Европы
Pro
Структурные облигации приносят до 40% годовых. В чем их минусы и плюсы
Pro
Hepsiburada за миллиард: почему финтех из СНГ нацелился на Турцию
Pro
Микробы в мозге могут вызывать деменцию. Почему мы о них ничего не знаем
Pro
У российских аграриев появились помощники на орбите. Как они работают
Pro
ИИ-инструмент от Google превратит в подкаст что угодно — Fast Company