Гимн великому городу: почему Петербург «продает» себя сам
«Как и многие люди среднего поколения, до знаменитого уже не только в Петербурге пространства «Севкабель» автор этой заметки добрался сравнительно поздно, когда вся молодежь там сто раз перебывала. Действительно, место прекрасное. Более того, и момент выпал удачный — это был один из первых холодных осенних дней, и дворы «Севкабеля» совершенно пустовали. Отсутствие толп и отрезвляющий холод позволили особенно внятно разглядеть достоинство места, расшифровать его секрет. Да, конечно, «секретов» много — тут и проницательность хозяев бывшего завода, и предприимчивость управляющей команды, и так далее. Но главный, базовый секрет весом и зрим — отсюда открывается единственный в своем роде вид на Неву и Финский залив.
Брутализм на продажу
Если присмотреться к другим петербургским достижениям — прежде всего архитектурным, но не только — то найдутся аналогичные секреты.
Некрасов нашего века, лидер группы «Ленинград» Сергей Шнуров под мантией маргинала тщательно скрывает от страны, что он образованный, читающий, интеллигентный человек. В целом ему это удается, хотя, думаю, миллионы поклонников Шнурова чувствуют — что-то здесь не так. Но, согласитесь, просто сквернословием в России народ не удивишь. А вот если этот мат-перемат, это слово из трех букв, ключ-вездеход к русскому сердцу, звучит из «интеллигентного» Петербурга, это совсем другое дело.
Этот трехбуквенный «ключ» одинаков и для Ижевска, и для Хабаровска, и для Астрахани. Но только из Питера он звучит как клич, отсюда он вдохновляет и почему-то не оскорбляет. Не мной замечено, что наш город за последние десятилетия произвел на экспорт целую линейку артистов, играющих на этой струне — покойный Роман Трахтенберг, ныне здравствующие Николай Фоменко и Дмитрий Нагиев так успешно работают (или работали) в своих телебалаганах, потому что — культурные же ребята, из Питера, а во как загибают!
Does Petersburg sell?
Маркетологи утверждают, что sex sells, то есть секс продает. Так и Петербург, несмотря на некоторую физическую усталость (ее нет-нет да отметят заезжие москвичи, мол, тут у вас немножко как в 90-х; правильный ответ — а мы так любим) — продается и продает.
Возьмем, например, строительство. Одна и та же квартира в разных городах стоит по-разному. И дело не только в стоимости земли или прочих издержках, которые несет девелопер. В Москве покупатели платят за близость к кремлевским башням, в прямом и переносном смысле. А в Питере за что? Здешней власти далеко до московских фараонов. За море? Честно говоря, море у нас так себе — в Калининграде или в Сочи оно в сто раз лучше. Климат отвратительный — вспомните мандельштамовский тост «за желчь петербургского дня». Заработков особых нет. Словом, непонятно, с какой стати десятки тысяч россиян ежегодно импортируют в дельту Невы свои деньги, покупая мильон квадратных метров, причем покупая недешево, а иногда откровенно дорого.
Непонятно, с какой стати десятки тысяч россиян ежегодно импортируют в дельту Невы свои деньги, покупая мильон квадратных метров.
Сама дельта, ее бесконечные, неистощимые берега, которые, как это ни странно прозвучит, только начинают осмыслять и осваивать архитекторы и девелоперы, — это уже много. Но, кажется, тут важнее метафизическое. Люди самой разной культуры платят деньги (каждый в свою меру, кто-то в далеком Кудрове, кто-то на престижном Крестовском острове) за близость к знаменитому петербургскому мифу. Ну, а если к мифу прилагаются виды из окон — так и вообще прекрасно.
Дельта царей
Всероссийские деньги купцов и разночинцев, которые присылают в Петербург детей и переезжают сами, конечно, очень важны. Но не меньшую роль играют и деньги питерских уроженцев, навсегда перебравшихся в столицу. Отчасти из сентиментальных соображений, отчасти веря в тот самый миф, они делятся с малой родиной тем, чем богаты — демонстрацией возможностей, поэзией широкого жеста. Именно поэтому здесь построена высочайшая башня Европы, которая одним нравится, а других ужасает.
Практического смысла в строительстве такого грандиозного бизнес-центра нет. Но ведь и фараон Хеопс, возводя свою пирамиду, понимал, что столько места после кончины ему не понадобится. Однако строил. Не для себя — для живых. Хочется всячески уйти от похоронных аналогий — не в них тут дело, — но от ощущения, что лахтинский небоскреб и ему подобное строительство — это такая северная Долина царей, не уйти.
Фараон Хеопс, возводя свою пирамиду, понимал, что столько места после кончины ему не понадобится. Однако строил. Не для себя — для живых.
Когда-то русские цари и их приближенные создали этот колоссальный памятник несправедливому распределению ресурсов нации, страшному экономическому дисбалансу, который однажды похоронил империю. Теперь цари здесь больше не живут, цари переехали, но они хотят и могут поддержать традицию демонстративного потребления. И спасибо им за это — так они культивируют наш миф, не дают Петербургу свестись к тусклым многоэтажкам Купчино и Веселого поселка.
Мифы и предрассудки
К слову, петербургский миф, если не вдаваться в строгие определения, все время менялся и только сравнительно недавно он свелся к тому, что этот город категорически прекрасен. Увы, этот неточный миф уживается с множеством предрассудков. Которые, как им и положено, убивают.
Так, местные власти смотрят на город и видят индустриальный центр второй половины ХХ века, с фабриками, заводами и вялыми гостеатрами. Город университетов, город способных молодых людей, город огромных IT-компаний, город процветающей сферы услуг — о нем говорят, но — это цитата представителя местной власти — «мы его не видим». А значит, будем развивать нечто уходящее, живущее по инерции. Не далеко ушли от чиновников и строители, у которых своя песня: чтобы что-то построить, надо что-то разрушить (архитектурная халтура — подвид разрушения). Ложность этой дилеммы — или снос, или стагнация — поражает, необходимая доля разрушения в процессе развития, мягко говоря, преувеличена. И напрашивается вопрос — если снесете и то, и это, и там, и здесь (как это происходит в Москве), с чем вы останетесь? Что и кому будете продавать?
Напрашивается вопрос — если снесете и то, и это, и там, и здесь (как это происходит в Москве), с чем вы останетесь? Что и кому будете продавать?
Словом, стратегически правы те, кто деятельно признательны прошлому, кто раскрывает sea view на старом заводе, находит поэзию там, где ее никто не ждал, кто взращивает молодежь, как бы это ни было трудно, кто строит пирамиды, в конце концов. Ведь в Петербурге как? Главное — величие замысла… Остальное миф».