Ирина Прохорова: Почему государство боится всеобщего образования

Читать в полной версии Ряд депутатов петербургского парламента предложили обратиться к губернатору города Георгию Полтавченко с просьбой вмешаться в конфликт вокруг Европейского университета, грозящий вузу полной остановкой работы. Как считает редактор журнала «Новое литературное обозрение» Ирина Прохорова, претензии государства к отдельным учебным заведениям и спорная, с точки зрения экспертов, реформа отрасли — продолжение еще советской политики ограничения доступа к образованию. В интервью РБК Петербург Ирина Прохорова ответила на вопросы, почему частные интересы университетов пока важнее стратегических приоритетов отрасли, с чем связана популярность различных лекционных проектов и почему любые попытки реформировать образование в России сейчас приводят только к хаосу.

А ВЫ, ДРУЗЬЯ, КАК НИ САДИТЕСЬ…

— Реформа российского образования в последнее время стала предметом ожесточенной полемики. Как бы вы оценили то, что сейчас происходит в этой сфере?

Я бы назвала это состоянием растерянности, которая во многом связана с непониманием того, как теперь формулируется перспектива дальнейшего развития нашей страны.

— А что конкретно изменилось в том, как формулируется эта перспектива?

Если сравнить нынешнюю ситуацию с той, что была в начале 1990-х, то тогда у нас была хотя бы иллюзия того, что мы строим открытое демократическое государство, и образование старалось адаптироваться к новых социальным задачам. Однако с середины 2000-х начинает доминировать другой вектор — переориентация на великую российскую империю прошлого.

— И это вызвало дезориентацию в сфере образования?

Понимаете, невозможно создать систему образования, которая удовлетворяла бы двум прямо противоположным принципам. Сейчас у нас входят в противоречие тренд на мировую интеграцию, доставшийся нам от 1990-х, и явное стремление к самоизоляции, которое мы наблюдаем сейчас.

— Как все это влияет на качество образования, к которому сейчас очень много претензий?

Образование может быть хорошим или плохим в зависимости от того, насколько удачно оно, с точки зрения общественных задач, вписывается в перспективу развития страны.

Соответственно, и образование должно быть разным под разные нужды. Проблема в том, как я уже сказала, что вектор развития страны внятно не артикулируется. Поэтому мы, как в известной басне, пересаживаемся с место на место — то укрупняем и объединяем, то разъединяем и дробим... Все это приводит к полному хаосу, потому что ясной конечной цели нет.

ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ

— Все это происходит на фоне невиданного ранее спроса на образовательные услуги. Хорошо это или плохо для государства?

Сейчас государство, насколько я вижу, пытается ограничить свободный доступ к образованию. По сути, это продолжение политики советского государства. Не хотят люди работать на заводах и мести улицы (действительно, какие странные), а хотят получать образование. Но это желание и тогда, и сейчас искусственно ограничивается.

— Каким же образом? Ведь в советское время образование — и это официально декларировалось государством — было всеобщим и бесплатным.

С одной стороны, да — было организовано всеобщее бесплатное образование. Но в то же время начиная с 1960-х формируется искусственный зазор между теми знаниями, которые давали в школе, и требованиями для поступления в вуз. Таким образом, идея всеобщего образования на практике модифицировалась в антипросветительский проект — уменьшить число людей с высшим образованием.

— А зачем? Ведь государство строило эту систему специально для того, чтобы увеличить число специалистов, которые были нужны для промышленности.

Ответ простой. С учетом низкого уровня автоматизации производства государство стремилось как можно больше людей оставить в функции чернорабочих. Во времена недолгого правления Андропова даже появился закон о прибавке к пенсии, если человек проработал на одном рабочем месте сорок лет. Этакий метод крепостничества…

— Иными словами, если вернуться к началу нашего разговора, государство пыталось решить две противоположные задачи.

Другая проблема советского образования состояла в том, что государство ориентировалось на подготовку специалистов узкого профиля.

Ведь весь смысл образования — в развитии воображения и независимого мышления, что жизненно необходимо в современном мире, где человек должен быть готов к постоянному профессиональному росту и смене компетенций. Поэтому, когда сейчас говорят, что мы должны вернуться к советской образовательной системе, нужно отдавать себе отчет, что, сколько бы мы ни ностальгировали, это была другая культура, другая страна и другое время. Советская система абсолютно неэффективна для тех задач, которые сейчас стоят перед государством.

КОНТРОЛИРУЮЩИЙ РЕФЛЕКС

— Вы говорили, что советское государство искусственно ограничивало доступ к образованию. Какие признаки ограничения доступа к образованию и информации вы видите сейчас?

Скандал с попыткой слияния двух фундаментальных библиотек: РНБ и РГБ — это, на самом деле, и есть попытка ограничения доступа к информации. Фундаментальных библиотек должно быть много. Например, в Великобритании их шесть, а у нас их только три.

Инициаторы объединения библиотек обнаруживают полное непонимание сути этого социального института. В фундаментальных библиотеках должны дублироваться книги. Это создано для того, чтобы если где-нибудь что-то случится — пожар или наводнение, — бесценные экземпляры останутся в другой библиотеке.

Сейчас мы наблюдаем участившиеся попытки давления на библиотеки — распространение Минкультурой списков нежелательной литературы для комплектации, показательные процессы над библиотекарями (вспомним суд над директором Украинской библиотеки), увольнение несогласных сотрудников. Сам факт, что книжное дело и книгоиздание пытаются поставить под контроль одиозной идеологии, вызывает понятное беспокойство.

— Какие мотивы ограничивать доступ к образованию у нынешней власти?

Думаю, отчасти нынешнее государство преследует ту же цель, что и советское — административным путем создать рынок труда рабочих профессий. Одновременно с этим оно открыто декларирует (устами ряда депутатов) курс на антипросветительскую политику, считая образование рассадником свободомыслия, которое, по мнению власти, угрожает стабильности режима. Это одно из самых печальных заблуждений, базирующихся на незнании истории, ибо революция 1917 года как раз наглядно показала, что необразованные и угнетенные массы в период кризисов представляют собою страшную и неконтролируемую силу.

— Историю с отзывом лицензии у Европейского университета вы тоже расцениваете как часть этой политики?

Разумеется. При этом не важно, чьими локальными интересами спровоцирована кампания против ведущего университета страны — возможно, кто-то претендует на здание, мстит за невозможность контролировать частный вуз и т.д. Главное то, что во всех подобных случаях атакам подвергаются передовые институции, которые по логике призваны быть визитной карточкой страны на международной арене.

Они неистово стремятся улучшить работу тех культурных и образовательных организаций, которые и так хорошо справляются со своими задачами. В результате повторяется печальная советская ситуация, когда система выдавливает из социального поля все жизнеспособное и перспективное.

ЗАКРЕПИТЬСЯ НА ВЕРТИКАЛИ

— Что университеты готовы противопоставить давлению со стороны государства? Не кажется ли вам, что ректоры вузов должны иметь более активную жизненную позицию?

Героизм вещь прекрасная, но свойственная не всем людям. И требовать от всех самопожертвования невозможно. Университеты у нас, как и огромное количество других образовательных институций, поставлены в очень зависимое от государства положение.

Или университет лишится государственных субсидий, что будет для него катастрофой. К сожалению, закручивание гаек заставляет большое число людей смиряться с действительностью.

Университеты вообще у нас имеют мало свобод в отличие от университетов в других странах с их традиционной автономией, с выборностью ректоров и деканов, с правом формировать образовательные программы. Именно независимость университетов от политической конъюнктуры и идеологического давления двигает науку вперед и позволяет ученым занимать твердую жизненную позицию.

— И что делать в такой ситуации? Ждать, пока государство соблаговолит предоставить вузам автономию?

Решением может стать консолидация вузов, которые сообща боролись бы за автономию. Но ни в образовании, ни в других сферах социальной жизни подобной горизонтальной солидарности пока не существует или наблюдается в очень зачаточном виде. Почему мы должны требовать объединения от ректоров, когда ни оппозиционные политики, ни писатели, ни журналисты не могут консолидировать усилия для отстаивания своих прав?

Специфика существования человека в авторитарном государстве порождает особую индивидуальную стратегию выживания и адаптации. Он должен вырваться из среды, закрепиться на вертикали власти и получить какие-то бонусы. А идея, что мы должны объединиться и за счет этого получить права для целой корпорации, пока остается на уровне мечтаний.

ОЧЕВИДНОЕ ЛЕКАРСТВО

— Последнее время резко выросла популярность различных лекций и лекционных проектов. Чем это можно объяснить?

В обществе образовался вакуум идей и новых смыслов, который люди пытаются преодолеть интенсивным интеллектуальным и духовным поиском. Они ищут ответы на серьезные вопросы. Этот тренд начал намечаться значительно раньше, но в скрытой форме. Лет семь назад издатели вдруг обратили внимание на невероятный всплеск интереса к научно-популярной литературе, к серьезным историческим трудам, вообще к жанру нон-фикшн.

— То есть подобные образовательные проекты в какой-то мере замещают функции, которые не способно выполнять образование?

Образование дает вам навык навигации в информационном море, возможность отыскать качественное знание в пене дней. К сожалению, сейчас ведущие российские медиа перестали быть площадкой обсуждения актуальных социальных проблем, превратившись в постановочные спектакли разной степени бесхитростности. Этот интеллектуальный вакуум люди вынуждены заполнять самостоятельно.